– Нет! – проревел Кандински. Он выкрикивал проклятия вслед Карлсону, шуршащему в густой высокой траве. Его голос упал до полушепота, потом наступила тишина.

Карлсон не замедлял шага. Он надеялся, что смерть напарника наступит раньше, чем выйдет очередной спутник. Следовало перерезать ему глотку. Жаль, не хватило выдержки.

Хотя смог же он оставить товарища на растерзание гиенам.

Душа – очень странная штука.

Пруденс надеялась вернуться на Ио, но она не учла характера Пеле.

Миллионы лет Ио была связана гравитационными узами с Юпитером наряду с другими Галилеевыми лунами – теми самыми, которые Галилео обозвал «Козмическими звездами»: Европой, Ганимедом, Каллисто. Захваченная в плен орбитой, луна под внешним воздействием многократно сжималась, подобно комку сбиваемого масла. От трения возникло тепло, которое рассеивалось слишком медленно; оно расплавило серу и ее двуокись, образовав море, покрытое твердеющей коркой толщиной в две мили, причем поверхность была заморожена намертво. Ломкая, сплошь покрытая трещинами и, наверное, хрупкая корка представала в иллюминаторах мешаниной серого, белого и бледно-желтого, а на корабельных экранах выглядела по-иному: при расплескивании брызг в палитре появлялись, помимо белого, еще горчичный, апельсиновый, красный, багряный и черный цвета. Плюмажи расплавленной серы и газообразной ее двуокиси выдавливались из трещин вулканов с романтическими именами Локи, Мардук и Пеле и извергались в пространство в виде колоссальных фонтанов.

Орбиту Ио окружал плазменный тор из ионизированной серы в полмиллиона миль в диаметре. Электрический ток в пять миллионов ампер постоянно струился между Ио и Юпитером, как по кольцеобразной трубке, расположенной под прямым углом к плоскости орбиты луны. Ио была дикой, прекрасной, грубой и враждебной.

Ио была переменчивой.

Ио была безжизненной.

Ио порождала огромные, похожие на странные цветы серные образования, такие же яркие, как и лунные псевдоцветные рисунки, за которые настоящий коллекционер готов выложить любые деньги. Их находили только внутри патеры Мафуика, расположенной несколькими градусами западнее Пеле. По крайней мере, Пруденс обнаружила их там, когда впервые посетила окрестности вулкана.

Между ее первым и вторым визитами жерло Пеле было закупорено смесью отвердевшей серы и силикатов. Давление нарастало, пока не достигло критической отметки. Во взрыве, который был равносилен сотням извержений Кракатау, Пеле превратился в кальдеру. Одинго узнала о катаклизме из данных, которые транслировал искусственный спутник Ио, но ей хотелось надеяться, что серным цветам удалось пережить чудовищную катастрофу.

Хотя это допущение не выдерживало никакой критики.

Расстроенная Пруденс выбросила цветы Ио из своих первоначальных планов и занялась усиленным подыскиванием другого груза. На Европе ее ожидал чистый убыток. Область Ганимеда вокруг Гильгамеша была усеяна странным выдавленным льдом, однако на планетолете недоставало необходимого оборудования для охлаждения. Космисты поискали гигантские тектиты, вышибленные в прошлом с соседних лун метеорными потоками, но безуспешно.

Они перебрались на Каллисто, где им посчастливилось откопать дюжину кимберлитовых трубок, сформированных касательным ударом углеродного астероида.

Каллисто – наименее плотная из Галилеевых лун, и большую часть ее объема составляет вода, упрятанная под мощным слоем скал и льда. На поверхности Каллисто кратеров больше, чем на любом другом небесном теле Солнечной системы.

В каждом случае космисты оставляли планетолет на юпитерианской орбите, а сами на Орбитально Спускаемом Модуле – ОС-модуле – высаживались на то или иное небесное тело.

Кратеры Каллисто делают посадку особенно трудной, и часть опор была повреждена. Несколько дней ушло впустую. Пока Пруденс присматривала за сваркой посадочной стойки, Толстуха Салли вывела своего воображаемого медвежонка на прогулку в небольшой метеоритный кратер, расположенный по соседству от места посадки.