– Но… я поклонялся ей, – угрюмо сказал жрец.

– Так же, как и она поклонялась себе! – воскликнула танцовщица. – Шаламу, жаждет ли она дарить радость Белу? Нашему владыке Белу, чья жена – Иштар? Можем ли мы дарить радость богам, которые владеют всем? Лотос цветет под лучами солнца, но делает ли он это, чтобы подарить солнцу радость? Нет! Чтобы подарить радость себе. Так и эта жрица! Я женщина, я знаю.

Ее руки лежали на его плечах. Он взял их в свои.

– Почему ты говоришь мне это?

– Шаламу! – пробормотала она. – Посмотри мне в глаза. Посмотри на мои губы, на мою грудь. Как и жрица, я принадлежу богу, но отдаю себя тебе, любимый!

– Да, ты прекрасна, – томно ответил он.

Танцовщица обвила шею жреца руками, приблизив губы к его губам.

– Люблю ли я бога? – прошептала она. – Когда я танцую, для того ли это, чтобы усладить глаза его? Для тебя я танцую, любимый. Ради тебя я готова навлечь гнев Бела… – Она нежно склонила его голову к себе на грудь. – Разве я не красива? Разве я не красивее, чем жрица, которая отдала себя Белу, которая поклоняется себе и никогда не отдастся тебе? Разве не сладок мой аромат? Ни один бог не владеет мною, любимый!

И вновь, как во сне, ответил жрец:

– Да, ты очень красива.

– Я люблю тебя, Шаламу!

Он оттолкнул танцовщицу.

– Ее глаза подобны озерам мира в долине забвенья. Когда она проходит мимо, я слышу хлопанье голубей Иштар над головой, и каждый ее шаг отзывается в моем сердце!

Нарада отпрянула, ее алые губы побледнели, брови угрожающе нахмурились.

– Жрица?

– Жрица, – ответил он. – Ее волосы подобны вуали, что укрывает солнце на закате. Колыхания ее одежд обжигают меня, как ветер полудня в пустыне обжигает ладони. Они бросают меня в холод, как ветер полуночи в пустыне холодит ладонь.

– Тот юноша был храбрее тебя, Шаламу, – ответила танцовщица.

Кентон видел, как налилось кровью лицо жреца.

– Что ты имеешь в виду? – прорычал он.

– Почему ты приказал убить юношу? – Ее голос был холоден.

Жрец с жаром ответил:

– Он совершил кощунство. Он…

– Он был храбрее тебя, – оборвала его она. – Он осмелился сорвать с нее вуаль. А ты знаешь, что ты трус. Вот почему ты приказал убить его!

– Ты лжешь! – Его руки протянулись к ее горлу. – Ты лжешь! Я осмелюсь!

И вновь танцовщица залилась смехом:

– Ты даже не осмелился убить его сам!

Его руки вцепились в ее горло. Она отпихнула их.

– Ты трус! – сказала танцовщица. – А тот юноша не побоялся сорвать вуаль с той, которую любил. Не побоялся накликать гнев Иштар и Бела!

– Я бы не осмелился? – простонал сломленный жрец. – Боюсь ли я смерти? Боюсь ли я Бела?

В ее глазах плясала насмешка.