– Первая часть плана хороша, Волк, – прервал его перс. – Но не последняя. Нет, кто-то должен остаться здесь, пока остальные не покинут храм. Иначе, едва они войдут, черный жрец поймет, что произошло. И нас окружат со всех сторон, так что и целый полк не прорвется. Нет, кто-то должен остаться. На время.

– Я останусь, – сказал Кентон.

– Любимый! – прошептала Шарейн. – Ты пойдешь со мной, или я не пойду вовсе!

– Шарейн… – начал Кентон.

– Дорогой господин мой, – прервала его она. – Не думаешь ли ты, что когда-либо снова я позволю чему-либо разлучить нас? Никогда! В жизни или в смерти – никогда!

– Нет, Волк, останусь я, – сказал перс. – Шарейн без тебя не уйдет. Значит, идти должен и ты. Гиги не может остаться, ибо он не сумеет попасть сюда. С этим ты согласен? Хорошо. А Сигурд должен идти, чтобы найти дорогу назад, поскольку, кроме него, ее никто не знает. Кто остается? Зубран! Боги сказали свое слово. Возразить нечего.

– Но как ты вернешься? Как найдешь нас? – воскликнул Кентон. – Ты сам говоришь, что без Гиги не сможешь выбраться через окно!

– Нет, – ответил Зубран. – Но я смогу сделать веревку из занавесок и покрывал. Я спущусь по веревке вниз, на лестницу. В одиночку я проскользну там, где не смогут пятеро. Я помню дорогу через город и дорогу через рощу, по которой мы пришли. Там и ждите меня.

– Они близко, Кентон, – тихо окликнула Шарейн.

Кентон подбежал к проему. Солдаты находились уже лишь в дюжине ступеней внизу, их было около двух десятков. Они бесшумно поднимались по двое, прикрывшись щитами, с мечами наготове. За ними шли жрецы в желтых и черных одеяниях, и Кланет среди них.

Справа от Шарейн прижимался к стене Сигурд, готовый защищать ее. Перс встал слева от Кентона, притаившись у стены так, чтобы его не было видно снаружи.

– Потушите жаровню, – прошептал Кентон. – Лучше пусть за нами не будет света.

Перс взял жаровню, но не стал гасить пламя. Вместо этого он разворошил тлеющие угли и переставил жаровню в угол, где их свет не бросался в глаза. Ноги первой пары солдат почти коснулись верхней ступени, их руки протянулись, чтобы отодвинуть занавеси.

– Сейчас, – выдохнул Кентон, обращаясь к Шарейн, и сорвал занавеси.

Они встали напротив солдат – она в белых одеяниях священницы, он в золотых доспехах бога. И невольно солдаты, удивленные этим внезапным явлением, замешкались.

До того как те пришли в себя, Шарейн взмахнула мечом, и удар клинка Кентона вспышкой голубой молнии обрушился следом. Двое солдат, шедших первыми, упали. Прежде чем они рухнули со ступеней, Кентон схватил щит с руки одного из них, передал его Шарейн и вонзил меч в воина, шедшего следом.

– Во имя Иштар! – вскричала Шарейн, и ее меч тоже вонзился в плоть.

– Женщина! Жрец! Хватайте их! – раздался рык Кланета.

Кентон нагнулся, поднял тело сраженного солдата и бросил его в остальных. Это сбило их с ног, и они, ругаясь, покатились вниз по ступенькам, солдаты и жрецы.