Глава 25:

О долгожданных встречах и неожиданных свиданиях

— Наташка, да убери ты свои яйца! Ей богу, сил уже нет.

— Знаешь, что, Андрей? Это не яйца. Это — пироги. Мамка велела бабушке передать. А яиц там всего-ничего.

— Не знаю, что у вас за пироги, а мне сейчас ноги откажут. Тяжёлая, зараза…

— Ну, ещё молоко. Банка одна всего лишь. И масло. И сметаны немного.

— Да хорошо! Рад за вас. Только, почему оно все на мне?

Вот так весело, громко и незатейливо мы ехали в сторону Воробьевки.

Народу в машину набилось, как в последний раз. На заднем сиденье устроились Семён, Наташка и Андрюха. Девчонка держала в руках здоровенную корзину. Вернее, сначала в руках, а потом у Переростка на коленях. Сенька все время ныл, что ему тесно, и Наташкина поклажа плавно переехала к сидящему рядом Андрюхе. А это была не простая корзина. Это была корзина — монстр. При желании, туда можно было бы запихнуть Семена целиком. Видать, совсем у Николаича мать оголодала. Жратвы, как на цыганский табор.

Она, эта корзина, если честно, была таких размеров, под нее хоть отдельную машину заказывай. Естественно, Сеньку Наташка жалела и основная тяжесть гостинцев для бабушки,(Красная шапочка, блин), пришлась на Андрюху, которого девчонке точно не было жаль. По крайней мере, стонал братец так, будто ему бетонную плиту на ноги положили.

Матвей Егорыч занял пассажирское место рядом со мной, соответственно, чувствовал себя прекрасно. Даже окошко открыл и высунул голову.

Хотя, по идее, логично было бы посадить вперёд Андрюху. Он самый здоровый. А так, мы ехали, периодически цепляя задом кочки. Деревенская дорога это не автобан. Да и Семён — крепкий малый. А вдвоем с Переростком они вообще создавали заметный перегруз.

Наташка, увидев всю нашу компанию, сначала обалдела. Она ждала нас возле сельсовета. Наверное, думала, я сочиняю, пытаясь избавиться от ее общества. Нет, ну, в начале и правда сочинял. Зато потом, когда мы подошли к административному зданию, где уже стояла «Волга», с гордостью посмотрел Наташке прямо в глаза. Вот, типа, видишь? Все, кого обещал.

Но дорога, конечно, в итоге получилась та ещё. Особенно под нытье Андрюхи, который без конца причитал, и жалобы Семена, который утверждал, что ему не хватает воздуха. Тесно.

— Бабушка… Какая бабушка? Вы с ней сто раз на неделе видитесь. И Николаич постоянно наведывается. Все его матушку знают. Нина Григорьевна… Попробуй про нее забудь. Она быстро вам родительский день устроит. А заодно субботник, парково-хозяйственную деятельность и, на всякий случай, лекцию по марксизму-ленинизму. Ей помирать скоро, а она все свои замашки бывшего председателя забыть не может. Это же не бабка. Это… зверь! Секач во время гона. Точно тебе говорю. А ты ей пирожки… — Бубнил без остановки Переросток.

— Андрюха, отставить! — Не выдержал, наконец, Матвей Егорыч. — Что ты там, как баба, ей богу…

Короче, когда мы добрались до Воробьевки, пассажиры, сидевшие сзади, вывалились из машины с радостными «охами» и кряхтением. Кряхтел, правда, только братец. Но сильно. Потом вообще сделал два шага от машины, пока остальные разминали ноги, взмахнул руками и театрально рухнул на колени.

— Чё это он? — Испуганно поинтересовался Семён, наблюдая за братцем.

— Ой, мать моя … Ног не чую… — Стонал Переросток.