| А пока другие будут сражаться в реальной жизни, и бой их будет трудным, тебе, Мирайдзин, и подобным тебе придётся вступить в схватку в Сети, то есть на чужом поле, в патогенной среде, способствующей разрастанию метастаз свободы, поскольку вашей задачей будет при помощи тех же ваших игр, ваших рассказов, звучащих на родном языке, и даже ваших списков того, что делать можно и чего нельзя, собственным примером и присущей новому человеку харизмой защитить, сохранить для детей и подростков исчезающую там, в Сети, нормальность, исчезающее сочувствие и старую добрую европейскую сердечность, сердечность эмигрантов и изгнанников, сгинувших вдали от дома, батраков, крестьян, шахтёров, чернорабочих, моряков, умирающих от усталости ради блага своих детей, съеденных каннибалами миссионеров, интеллектуалов, поэтов, художников, архитекторов, инженеров, преследуемых тиранами учёных, а это, учитывая твою известность и просто потому, что ты станешь выступать от имени и в защиту правды, пусть даже самой пустячной и обыденной, против свободы её попирать, обернётся для тебя огромным риском. Девятнадцать, Мирайдзин, и всё изменится – впервые для тебя и в который уже раз для твоего деда, – поскольку ты вынуждена будешь оставить свой старый дом, старую жизнь, уехать из города, скрываться в тайных убежищах, которые придётся постоянно менять, запугиваемая, оболганная, но всё такая же пленительная и охраняемая теперь, как самое драгоценное сокровище, чтобы ты могла, как и раньше, свидетельствовать о том, что мир некогда был прекрасным, милым, гостеприимным местом, дарившим себя людям совершенно бесплатно, и всё ещё может таким быть, и программу «Помни своё будущее», в которой ты примешь участие (а речь к тому времени пойдёт уже о программе, то есть о полноценном учении, сформулированном великолепнейшими умами из всех, что будут биться на твоей стороне, с чётко изложенными заповедями, которые следует исполнять, изменениями в поведении, которые нужно принять, и результатами, которых необходимо достигнуть), ты будешь с одинаковым усердием продвигать как из этих тайных убежищ, так и прямо из поросших маками полей, c ледяных горных вершин, из открытого моря, и твои последователи будут только множиться, а человечество – потихоньку меняться, ведь дети и подростки, с которыми ты некогда говорила, уже вырастут и перестанут цепляться за родителей, а если придётся, даже сразятся с ними, и вместо «я» начнут говорить «мы», и привлекут твоей искрящейся красотой других, и поставят во главу угла культуру, и станут искать друг друга, и найдут, и объединятся, и сомкнут ряды, в большинстве своём уже зная, что делать, пока старый мир бьётся в конвульсиях, и тоже благодаря тебе, вернее, только благодаря тебе, если, конечно, верить твоему деду, одинокому, гордому и одинокому, встревоженному и одинокому, который, как и все остальные, будет следить за твоими успехами с телефона, с компьютера, и обнаружит, что чем дальше ты уходишь, тем чаще о нём говоришь, и будет этим тронут, и вспомнит как вчера посвящённые тебе годы, все семнадцать, а вот те, в которых тебя ещё не было, далёкие, выцветшие, отыщет в памяти с огромным трудом, и будет ждать тебя в старом доме на пьяцца Савонарола или другом, не менее старом, в Болгери, оба лишь его усилиями и держатся, куда ты, как только сможешь, приедешь навестить его с эскортом, Мирайдзин, поскольку отныне ты будешь ездить только с эскортом, приедешь и обнаружишь его в добром здравии, по-прежнему моложавым, по-прежнему активным, по-прежнему – его конёк – застывшим, словно вросшим корнями в землю, хотя всё вокруг будет двигаться и меняться, однако уверенным, что когда-нибудь, одним махом, вдруг, как это бывало всегда, время двигаться и меняться придёт и ему, и это время в конце концов наступит, и будет далеко не лучшим временем, поскольку принесёт с собой листок бумаги с больничным штампом, результат анализов, недвусмысленно, без обиняков, показывающих наличие опухоли, карциномы поджелудочной, совершенно титанических размеров и уже довольно запущенной – хотя, казалось бы, как? Ведь дед регулярно, каждые полгода проверялся, и ещё в прошлый раз ничего не было! Не могла же опухоль возникнуть и разрастись до столь невероятных размеров всего за шесть месяцев? Как подобное вообще могло произойти? А вот так, Мирайдзин, точно так же, как выросло его тело, когда ему было пятнадцать, поскольку Марко Каррера всегда рос именно так, и это, как уверяла его мать, было с самого начала записано в хромосомах, или, как опасался его отец, просто потому что настанет день X, когда Марко придётся сполна расплатиться за свой быстрый рост, в общем, в семьдесят – рак, чёрт бы его побрал, да ещё какой, и когда он скажет тебе об этом, не сможет не сказать, у тебя, Мирайдзин, подогнутся колени, и мир, который ты спасала, обрушится на тебя всей своей тяжестью, а он проворчит «я ещё поборюсь», но ты сразу поймёшь, что на самом деле он думает «мне конец», как думала его мать, когда пришёл её черед, и он, конечно, подумает именно так, потому что врач способен разглядеть смерть, – он, кто, тем не менее, сможет сказать, что прожил жизнь не зря, кто должен был умереть тёплым майским вечером полвека назад и даже был внесён в списки, и всё было готово, но в последний момент был помилован, Мирайдзин, ведь если бы он умер тогда, то не увидел бы, как ты появляешься на свет, не поднял бы тебя из воды и не принёс на эту Землю. |
