– И что она сказала?

– Как раз по Марье Петровой.

– Вот как? Сразу по тому делу, по коему ты бумаги читал? – удивился Цицианов. – Редкая удача.

– Редкая? – спросил Соколов. – И, ты князь, в такие совпадения веришь?

– Всякое бывает в жизни, Степан Елисеевич. Но говорите далее, Иван Иванович.

– Сказала мне Домна, что девка Марья Петрова в горницах барского дома мыла полы. И помещица была той работой недовольна. И за то стала бить Марью скалкой. Затем девку отдали гайдукам, и те её били батогами. Затем её избитую снова привели к помещице. Та схватила утюг, коим девки гладили белье, и прижигать стала избитую. А когда утюг остыл, то снова велела его на кухне на огне накались. После того девке было велено полы перемыть, но она к тому была неспособна. И барыня, распаляясь еще пуще, снова стала девку бить скалкой, пока та не умерла.

– И Домна сие видела сама? – спросил Соколов.

– Нет. Она в те поры еще при барыне не состояла. Но про сие слыхала от других слуг.

– Имена слуг Домна назвала?

– Нет, Степан Елисеевич. Я про то не спросил.

– Тогда сие не доказательство, Иван Иванович. Такое дело рассыплется сразу же. Что у нас имеется? Свидетельство про ожоги? Нужны свидетели того преступления. А Домна не свидетель. Она самолично ничего не видала.

– Но она может назвать тех, кто сие видал. Да и у нас есть жалобы крепостных, – вскричал Иванцов. – Тех, кто подал челобитную императрице. Разве нет? В этом направлении и нужно проводить главное следствие.

– Жалоба может быть простым наветом крепостных на свою барыню. Жалобу нужно доказать. Что скажете на это вы, князь? – Соколов посмотрел на гостя из Петербурга.

– Именно за этим меня и прислали. Раскопать, правду ли писали доносители. Императрица наша склонна им верить. Но просто так осудить знатную дворянку по жалобе крепостных нельзя. Это вызовет протест многих помещиков и душевладельцев в России.

– А допросы с этих крестьян-жалобщиков сняли? – поинтересовался Иванцов.

– Сняли. Но более чем в доносе они не рассказали.

– Но их можно допросить снова, – проговорил Иванцов. – Они все еще в Петербурге?

– На показания крестьян можно не рассчитывать, – ответил Цицианов. –Больше того, что они сказали, уже не скажут. Крестьяне Ермолай Ильин и Савелий Мартынов, что доставили челобитную в собственные руки Ея Императорского Величества, как в воду канули. Екатерина Алексеевна выслушала их, велела накормить на дворцовой кухне и пожаловала каждому по 100 рублей. А затем их отпустили.

– Ясно, – проговорил Соколов. – А затем они канули неизвестно куда. Была им охота с такими деньгами возвращаться к своей помещице. Выправили себе за пять рублев новые документы, и были таковы. Поди теперь сыщи их. Россия большая. А эти челобитчики как огня Салтыкову бояться. Ведь Дарью Николаевну пока никто не заарестовал. За ней пока установлено лишь наблюдение в её московском дому.

– Нам стоит поговорить с ней? – спросил Иванцов.

– Именно так, молодой человек. Именно так. Ведь Салтыкова пока не осуждена и дворянства и имущества её никто не лишал.

– Но станет ли она на себя наговаривать? А если с дворней в Москве говорить или с крепостными в имении помещицы, то ничего они против барыни не скажут.

Цицианов согласился с утверждением Иванцова:

– Стоит срочно затребовать установки опеки государства над её имениями! Ибо в противном случае дворня нам ничего не покажет по делу.

Соколов ответил:

– Вон куда хватил, князь. Это дело не простое.