Адам Дудяк уже потерял последнюю надежду добиться от ненормального сотрудника музея не только благодарности с печатью, но и простой справки, подтверждающей передачу в дар музею старинных документов, и в полном отчаянии еще что-то бормотал о своих патриотических чувствах, потерянном рабочем времени, жене, пославшей его в музей, и детях-отличниках. Тут музейный придурок будто очнулся и проявил бешеную энергию. Сорвавшись с места, он силой выволок Адама из реставрационной мастерской и втащил в кабинет начальства, опрометью бросился обратно в мастерскую за какими-то печатями, потом смотался туда же за бланками с грифом музея, потом выволок Адама и из кабинета начальства, выкрикивая что-то невразумительное о городском ЗАГСе. Поначалу слегка ошалевший Адам упирался, потом до него дошло, что именно выкрикивал псих — загсовская машинистка лучше всех в целом воеводстве умеет заполнять официальные бланки. Адам перестал упираться, подчинившись безумцу, и лишь выдвинул робкое предложение — может, не мчаться в ЗАГС пешком четыре километра, а подъехать туда на его, Адама, пикапе. Рациональное предложение чокнутый осознал, когда они с Адамом галопом домчались до шоссе, и они, галопом же, вернулись обратно, к упомянутому пикапу.

Черев час с делом было покончено. Беспредельно счастливый Адам Дудяк вернулся домой, прижимая к груди драгоценные свидетельства его гражданского подвига — на бланках, скрепленные всеми необходимыми печатями и подписями. Официальные документы были выдержаны в столь восторженных, пламенных тонах, что с успехом могли бы заменить и Золотой Крест Заслуги.

Оформив все необходимые документы и сердечно рас-, прощавшись с дарителем-патриотом, Михал Ольшевский вернулся в музей. Наконец он остался один на один с драгоценной находкой! Запершись на ключ, он занялся ее тщательным изучением.

Торжественно, не торопясь, стараясь продлить ни с чем не сравнимое удовольствие, молодой человек взял в руки документ, содержание которого потрясло его при беглом чтении еще в присутствии дарителя. Документ был озаглавлен: «Перечень имущества, доверенного ясновельможной пани Зофьей Больницкой нотариусу Варфоломею Лагевке с последующей передачей упомянутого имущества ее наследникам в соответствии с последней волей завещательницы, выраженной ею в завещании от 11 апреля 1901 г. от Р. X.» Начало документа сохранилось превосходно, середина же и конец — хуже, ибо написаны были на плохой бумаге, которая настолько вся пожелтела и сморщилась, что некоторые слова невозможно было разобрать.

Сразу после оглавления следовал перечень имущества — длинный список. Михала начало трясти после ознакомления с первым же пунктом «Перечня». Под п.1 значилось — «Рубли золотые в сумме 15 тысяч». «Какие нумизматические редкости могут оказаться среди этих золотых рублей!» — подумал молодой человек. Ознакомился Михал с пунктом вторым — и у него дыхание перехватило. Под п.2 стояло: «Золотая и серебряная монета, давно вышедшая из употребления, в том числе так называемые бизанты, солиды, дукаты, талеры и прочие. В количестве двух тысяч штук». Далее следовало перечисление всевозможных ценностей, в том числе и ювелирных изделий.