|
Охватив руками пылающее лицо, он откинулся на стуле. Неясная надежда чуточку прояснилась. Выходит, в 1939 году завещанное Зофьей Больницкой имущество все еще находилось на сохранении у нотариуса, а таинственная Катажина Больницкая-Войтычкова продолжала жить. И с этим фактом несомненно связано было дело о наследстве. Сам факт, что она жила… Странно! Минутку, не слишком ли долго жила эта дама? Ладно, об этом потом, сейчас важно другое: если в 1939 году дела обстояли именно так, как сказано в последней справке, то несомненно они обстоят так и до сих пор. Последние тридцать пять лет документы пролежали зарытые в подполе дома Адама Дудяка. Значит, отданные на хранение честному нотариусу бесценные предметы до сих пор лежат там, где он их спрятал. Лежат ли? Ведь прогремела война, а потом прошло еще тридцать пять лет…
Отвалившись от спинки стула, Михал Ольшевский опять схватил в руки «Перечень» и принялся снова перечитывать его. Память у молодого искусствоведа была прекрасной, а последние десять лет жизни он только и занимался тем, что старательно изучал все доступные материалы по интересующему его вопросу: антологии и книги по искусству, статьи и публикации в газетах и журналах, наших и заграничных. Отказывая себе во всем, все имеющиеся средства, каждый грош вкладывал в покупку специальной литературы и в поездки по музеям и художественным галереям Европы. Можно смело сказать — в своей области Михал Ольшевский был очень знающим специалистом. А благодаря редкой памяти он накопил массу сведений. Знал, что из предметов старины находилось в польских музеях и частных коллекциях до войны, что разграблено и вывезено в войну, что попало в музеи за рубежом, а что навеки пропало. И вот теперь Михал Ольшевский с потрясающей ясностью понял: ни один из перечисленных в «Перечне» шедевров нигде не появлялся. Ни один! Никогда! И нигде, не только в Польше. Произведения искусства такого класса, а также эти редкие монеты не могли бы промелькнуть незаметно. А ни об одном из них Михалу не встретилось никакого упоминания. Завещанные Зофьей Больницкой сокровища не были тщательно подобранной коллекцией, а просто случайно собранные редкости, драгоценности, монеты, которые десятилетиями подбирали, копили, хранили самые разные люди, наверняка не любители-коллекционеры. И если такой клад попался кому-то в руки, вряд ли он остался в целости. Если достался обыкновенному человеку, не коллекционеру, тот наверняка продал бы что-нибудь ради денег. Если достался коллекционеру — тот наверняка обменял бы что-нибудь на нужный ему экспонат… Глядя в раскрытое окно на ночное небо, по которому весенний ветер быстро гнал облака, молодой человек попытался наконец четко сформулировать вывод, к которому пришел после ознакомления с этими старыми документами: все эти невероятные сокровища до сих пор лежат спрятанными там, где спрятал их старый нотариус Варфоломей Лагевка, выполняя волю своей клиентки Зофьи Больницкой, урожденной Хмелевской! Понадобилось не менее получаса на то, чтобы Михал Ольшевский вновь обрел способность здраво рассуждать. Гигантская, всепобеждающая радость окрыляла и вдохновляла на подвиги. Наличие каких-то там наследников Михал пока не брал в голову, с ними потом всегда можно будет договориться, может, что в музей продадут, а уж в том, что разрешат сфотографировать сокровища, позволят их описать, короче — предоставят возможность ознакомить с ними весь мир — и сомневаться не приходится. Главное — наконец в их многострадальной стране появятся такие памятники декоративно-прикладного искусства, такие шедевры ювелирного дела, каких ни в одном зарубежном музее не увидишь! Итак, остановка за малым — отыскать эти сокровища. Наверняка, спрятаны они надежно, иначе бы не сохранились до сих пор. Где же старый нотариус Лагевка мог спрятать доверенные ему сокровища? Наверняка где-то закопал. Михал прикинул размеры клада — получился ящик, напоминающий формой и размерами вот этот большой стол. |
