— Да, теперь ты хочешь, чтобы я утешал тебя — когда тебе плохо. А тогда, в марте, когда я пришел домой и обнаружил, что ты от меня ушла, — кто меня утешал, а? Вот и подумай об этом. И нечего меня лапать. Я в данный момент не испытываю к тебе сексуального влечения. Я уж сомневаюсь: появится ли оно теперь вообще.

— Закройте все двери, пожалуйста, — прокричал носильщик, как бы возникший из далекого мира Паддингтонского вокзала.

Марк отступил назад, захлопнул дверь и стоял, громко смеясь тому, что только что сказал Тоби.

— Пол, ну прости меня…

— Вот уж этого совсем недостаточно. Советую тебе хорошенько подумать — если ты, конечно, способна на это. — Пол порылся в бумажнике. — Вот здесь кое-что, над чем ты могла бы задуматься. На и верни мне это в Лондоне, я всегда ношу это при себе.

Пол протянул ей конверт. Дали свисток. Поезд тронулся.

Пол сразу поднял окно и скрылся. Дора стояла и смотрела на поезд. Увидела Тоби — он сидел, зажавшись в угол, лицо скривившееся, тревожное. Когда вагон проходил мимо, она ему помахала, но он притворился, будто не видит. Кэтрин и миссис Марк были в одном из последних вагонов, и поезд уже набрал скорость, когда они подъехали к Доре. Миссис Марк глядела на Кэтрин. Кэтрин глянула на Дору — торопливый, всматривающийся, неулыбчивый взгляд почти смеженных глаз. Потом она исчезла.

Дора повернула к выходу. Марк с сестрой Урсулой как раз подходили обратно к залу с кассой. Перед тем как скрыться, они обернулись и уклончиво улыбнулись ей, явно не зная, звать ее с собой или нет. Они вышли, и Дора услышала, как завелся мотор «лендровера». Он тихо урчал на холостом ходу. Они, вероятно, ждали, пока она выйдет.

Дора снова села на скамью и бессмысленно уставилась на желтовато-горчичное поле, бледное жнивье и темные деревья вдали. Дымка уже редела. Мотор продолжал работать вхолостую. Затем тон стал выше, и Дора услышала, как скрипнули колеса «лендровера» по гравию — это Марк Стрэффорд резко вывернул машину. Она погромыхала вдаль — за ворота и вниз по дороге.

Дора поднялась и пошла с перрона.

Станция была прямо за деревней, на стороне Корта. По полю вилась дорожка, обнесенная высокой, переросшей зеленой изгородью, и через четверть мили от нее отходила тропинка в Корт. Дора подумала, не перебраться ли ей через полотно и не отправиться ли в деревню. Но смысла в этом не было — кабачки-то пока закрыты. Она свернула в темный туннель дорожки. Шум поезда и машины замер вдали. Она шагала под тихое журчание — должно быть, от скрытого в канаве крохотного ручейка. Шла вперед, сунув руки в карманы.

Рука ее наткнулась на конверт, который дал ей Пол. Она опасливо вытащила его. Наверняка что-нибудь неприятное. Она открыла его.

В конверте было два коротеньких письмеца, оба писала она сама. Одно, помеченное, как она видела, первыми днями их помолвки, гласило:

«Милый-милый Пол, как чудесно было прошлой ночью — и как невыносимо больно уходить от тебя. Я лежу, не сплю и схожу по тебе с ума. Не могу дождаться вечера, так что заброшу тебе это в библиотеку. Уходить от тебя — мука, зато как чудесно думать, что скоро-скоро мы будем совсем вместе. Мечтающая всегда быть с тобой, милый мой Пол, вечно-вечно любящая тебя Дора».

Дора внимательно прочла это послание, затем посмотрела на другое, которое гласило:

«Пол, я больше не могу. Все было так ужасно в последнее время — и для тебя ужасно, я же знаю. Так что я ухожу — ухожу от тебя. Остаться не могу, и ты прекрасно знаешь почему. Знаю, я тварь и сама во всем виновата, но терпеть больше нет сил, и остаться не могу. Прости за бессвязную записку. Когда ты возьмешь ее в руки, меня уже не будет. Не пытайся меня вернуть и не беспокойся о вещах, которые я оставила, — все необходимое я взяла.