|
Он даже приходил к убеждению, что рано или поздно это с ним случится, но такая перспектива не удручала, а, напротив, даже утешала. А значит, что бы ни случилось, всегда есть выбор, возможность уйти самому. По его мнению, в таком поступке нет ничего трагического. Он просто выходит из игры. Никто не может отказать ему в этом праве. Часом позже он то склонялся над талером, критикуя верстку последнего номера, то сидел у себя в кабинете так, как на карикатуре, с телефонной трубкой в каждой руке, а перед ним стояла озабоченная секретарша, и Фернан Колер, как обычно, держался за ручку двери. А они-они живут везде: и во дворе с геометрически правильно подстриженными деревьями, и во всех полутемных закоулках, где кровати стоят чуть ли не вплотную друг к другу и снуют медсестры и практиканты. И он живет, этот человек его возраста с сутулой спиной и отвисшей челюстью, который, словно загипнотизированный, медленно шагает по аллее в сопровождении внимательного санитара. Неужто же все это ничего не значит? В бледно-зеленой записной книжке нет упоминания о двух нанесенных ему визитах, словно они прошли для него бесследно, хотя в любой другой день Могра не обошел бы их молчанием. Наверное, теперь к нему стали пускать посетителей без всякого разрешения, поскольку Колет постучалась в дверь, а его никто не предупредил. М-ль Бланш поспешила навстречу этой коренастой, неловкой, довольно плохо одетой женщине в ортопедической обуви. - Пусть войдет, - проговорил Могра. И спустя несколько секунд добавил: - Разрешите представить: это моя дочь. Колет располнела. Лицо ее расплылось, и теперь она стала похожа на женщин из простонародья, которые лет в тридцать пять вообще теряют возраст. - Добрый день, - бросает она в сторону его кресла. Колет никогда не зовет его отцом или тем более папой. В детстве она упрямо считала его чужим, подогреваемая теткой, которая не выносила Могра. И тем не менее она обращается к нему на "ты". - Я не помешаю? Она смотрит на него против света, потому что он сидит перед окном, и, лишь усевшись на стул напротив, имеет возможность разглядеть его лицо. Другие - Одуар, Бессон, Клабо, м-ль Бланш, - словом, все, кто заходил к нему в палату, старались не показать вида, что заметили, как он изменился. Колет первая высказывает свое удивление: - А ты похудел... А я только вчера, совершенно случайно, узнала от доктора Либо, что ты здесь... Она держится более раскованно, чем когда навещает его в редакции. В голову Могра закрадывается скверная мысль: а что если для его дочери это своего рода реванш - видеть, что он еще более беспомощен, чем она? - Ты очень намучился? - Нет, это хвороба не слишком болезненная. Они разговаривают как чужие, хотя и обращаются друг к другу на "ты". Им всегда было нечего сказать друг другу, а может, просто не удавалось. Она смотрит на него внимательнее обычного и не столько как на нелюбимого отца, сколько как на нового для себя человека. - За тобой хорошо ухаживают? По мнению моего шефа, профессор Одуар лучший невропатолог Франции и попасть к нему в больницу - большая удача. Она осматривает убогую комнатенку с облупившимися стенами, видавшее виды кресло, на котором он сидит. - Обстановка, наверно, для тебя непривычная. |
