— Как красиво! — вырвалось вдруг у Присциллы.

Питер осторожно взял ее за руку. Говорящий взгляд Присциллы, устремленный за спину Гиббса, заставил его оглянуться.

По набережной к ним с радостными улыбками шли Энн и Джаред, только что вернувшиеся из Кембриджа. Вот это встреча!

Энн, подхватив подругу под руку, восторженно принялась рассказывать о поездке домой и, не удержавшись, похвалилась: отец дал согласие на ее брак с Джаредом.

— Значит, скоро свадьба, — подслушал эту новость Питер. — Придется нам всем вернуться в таверну и устроить праздничный ужин.

Так и поступили. Вчетвером они отправились в «Таверну доброй женщины» и, болтая и смеясь, засиделись там далеко за полночь.

Джаред, Энн и Присцилла возвратились домой поздно, шумно, в приподнятом настроении. А Филип читал. Как же они не догадались послать за братом! Он мог бы повеселиться вместе со всеми. Но Филип довольно кисло ответил, что у него нет настроения развлекаться. Он, конечно, поздравил Энн и Джареда, но сразу объявил, что идет к себе наверх спать, предоставив молодым людям продолжать веселиться и подтрунивать над Питером Гиббсом, который уже не скрывал своих чувств к вдове Стернз.

Филип лежал в темноте и смотрел в потолок. Он мысленно перебирал события прошедшего вечера. Пока Джаред, Энн и Присцилла ужинали в таверне, отмечая помолвку, он виделся с Вампасом, который только что вернулся из резервации. Индеец привез другу письмо от Витамоо, и Филип засыпал его вопросами. Вампас отвечал неохотно. Да, с Витамоо все в порядке. Сейчас к ней в вигвам приходят на занятия пятеро детей, она с нетерпением ждет издания букваря. В индейской школе Гарварда обещали, что книга будет отпечатана через пару месяцев. Да, у нее все хорошо. Она сама уверяла Вампаса в этом. Индеец вздохнул. А душа-то у Витамоо не на месте, это видно. Она стала не той, какой была прежде. Что-то в ней надломилось. Волнуясь, Вампас стал просить Филипа съездить в резервацию, его приезд должен поддержать Витамоо.

Только после ухода индейца Филип прочел письмо Витамоо. И убедился, что Вампас сказал правду. Внешне все шло складно — она рассказывала о церкви, о своих учениках и занятиях. Но за этим простым рассказом скрывалась боль, которая заставила Филипа задуматься о том, чего Витамоо не написала. Филип понял: она не верит, что он вернется. Она потеряла надежду.

«Возможно, Витамоо права. У нее в груди бьется очень умное и чуткое сердце. Она поняла все много раньше меня», — думал Филип. С очевидным трудно спорить. Даже если не будет вакансии, ректор лично постарается выхлопотать для него преподавательскую должность. «Я не хочу его упустить», — сказал он как-то в частной беседе. Да и в истории их отношений с Пенелопой тоже рано ставить точку. Верная своему слову, она уговорила отца расторгнуть ее помолвку с Реджинольдом Бернсом и теперь буквально не давала Филипу проходу. Поначалу ему без труда удавалось избегать бывшую возлюбленную, но в последнее время, когда и воспоминания о Витамоо несколько потускнели, и перед ним открылась заманчивая перспектива оказаться среди гарвардской элиты, Филип перестал так резко отвергать заигрывания Пенелопы. Он говорил себе: «Неизвестно, что будет дальше, вдруг мне придется остаться». Свою лепту вносил и Эдмунд Чонси. Ныне весьма влиятельный член попечительского совета университета, он изо всех сил старался возобновить дружеские отношения с Филипом. Кроме того, семья Морган наконец воссоединилась, и у Филипа появились определенные обязанности в Товариществе. Все это делало поездку в резервацию невозможной.

«Может быть, я сейчас не слышу Господа. Что Он хочет сказать мне?» В Кембридже, в Бостоне — у Филипа всегда дела складывались как нельзя лучше. К чему бы он ни стремился в жизни — не считая недолгого времени, проведенного в резервации, — все само шло ему в руки.