— Ребенка задушили подушкой, — продолжил Карелла.

— А что было в Сиэттле? — поинтересовался Браун.

— Пистолет.

— М-м-м.

— А откуда вы знаете, что в половине первого она была еще жива? — спросил Клинг.

— Не хочешь взглянуть вот на это? — спросил Карелла и протянул ему график, который они составили вдвоем с Мейером.

— Двадцать минут пополуночи, — прочитал вслух Клинг. — Гарри Флинн звонит, чтобы поздравить Энни с Новым годом.

— Это отец няни? — спросил Уиллис.

— Ага, — кивнул Мейер.

— Половина первого, — продолжал читать Клинг. — Звонит Питер Холдинг, чтобы проверить, все ли в порядке с ребенком...

— Питер кто? — спросил Паркер.

— Отец ребенка. Он сказал няне, что они будут дома попозже. Спросил, все ли в порядке.

— Все было в порядке? — спросил Бернс.

— По словам Холдинга, она разговаривала нормально.

— Без напряжения, не под принуждением? Ему не показалось, что с ней кто-то был?

— Он сказал, что все звучало вполне естественно.

— И это было в половине первого, да? — спросил Уиллис.

— Ну да, по словам Холдинга.

— Который был немножко пьян, нет? — хмыкнул Браун.

— Ну на самом деле даже не немножко, — ответил Мейер.

— Итак, вот ваша проблема, — сказал Паркер. — Начало вашего графика, кстати, вполне вероятно, связанное с возможным временем убийства, основано на том, что вам сказал долбаный алкаш.

Карелла посмотрел на него. — Я прав? — спросил Паркер.

— Может быть, — ответил Карелла.

— Так что, теперь мы можем пойти по домам?

В такой день, как сегодня, с низкими облаками, начавшими собираться над рекой, такими серыми и густыми. Серая вязкая вода. И запах снега в воздухе...

В такие дни она вспоминала детство.

Вспоминала, каким прекрасным местом для игр был этот город зимой, летом, весной и осенью. Игры на улице менялись вместе с временами года. Зимой, в такой, как сегодня, день, дети исполняли волшебный маленький танец на улице, молясь, чтобы пошел снег и завтра можно было не ходить в школу, чтобы вместо занятий были снежки и снежная крепость. Девочки кричали от ужаса и восторга, когда мальчишки гонялись за ними по узким, внезапно побелевшим каньонам.

Эйлин хихикала, щеки ее раскраснелись, глаза блестели. Она была облачена в плотную парку, шерстяная шапочка с помпончиком натянута до ушей, рыжих волос совсем не видно. Потому что она тогда еще стеснялась выглядеть слишком уж ирландкой. Ее мама всегда говорила: «Знай, мы — американцы, мы не вчера сошли с корабля».

Эйлин любила этот город.

За то, что он вдохнул в нее дух соревнования, жажду победить и выжить. В этом городе канализационных крыс. Так говорил ее отец, Майкл Берк. Все называли его Папашей, потому что волосы Майкла были совершенно белыми, и он в свои двадцать шесть выглядел, как собственный дедушка. Папаша Берк. Его застрелили, когда она была еще маленькой девочкой. Ограбление винной лавки. На его похороны пришел сам уполномоченный. Он сказал Эйлин, что ее отец был очень храбрым человеком. Они дали матери свернутый американский флаг.

Дядя Мэтт тоже был копом. Она очень любила дядю Мэтта, любила его истории об ирландских эльфах и волшебных странах. Истории, которые он услышал от своей матери, а та — от своей, и дальше, дальше, через поколения все возвращалось к тем временам, когда Ирландия вся была зеленой и покрытой нежной дымкой, к тем временам, когда на этой земле не лилась кровь.