– Григорий Иванович, – с порога завопил Вадим, – бабу уводят!

– Что?!

– Бабу мою уводят. Другой!

– Понял! Зорькин! Ковалев! – Команда была обращена к двум подначальным амбалам, каждый ростом под два метра и весом за центнер.

Поняв мысль Пупка, Вадим простонал:

– Морду бить не надо! Я бы и сам… – Взглянув на подошедших Зорькина и Ковалева, Вадим осекся. – Это я бы и сам сообразил. Тут что-то придумать надо. – Вадим лукавил, он придумал, пока ехал на такси в штаб. Даже раньше, иначе в штаб и не поехал бы.

– Всем курить! Останутся Осипов и Иванов! – скомандовал Пупок.

Иванова Пупок оставил не случайно – парень был известен изобретательностью.

Через двадцать минут план Вадима, теперь считавшийся планом Пупка, с серьезными дополнениями Иванова, тоже бывшего военного, был утвержден. Пупок позвонил в ГАИ дежурному по городу и в срочном порядке выпросил четыре «канарейки». Радиофицированным «Волгам» Первого автокомбината, выделенным на сегодняшний вечер для работы с городским штабом БД и уже успевшим выехать с дружинниками на улицы вечерней Москвы, было приказано немедленно вернуться в штаб.

Водители Первого автокомбината обожали работать в штабе БД. Во-первых, устав за день возить скучных молчаливых сановников ЦК КПСС, они с удовольствием общались с нормальными молодыми парнями. Во-вторых, три дня к отпуску им тоже не мешали.

Институт иностранных языков имени Мориса Тореза находился в здании, занимавшем пространство между двумя узенькими переулками и выходившем фасадом на Метростроевскую улицу. К концу занятий перед ним скапливалось много молодых людей и родителей, встречавших, соответственно, кто своих девушек, а кто – дочерей.

По одной «канарейке» и по одной «Волге» расположилось в боковых переулках. Другие «канарейки» и «Волги» припарковались на противоположной от института стороне Метростроевской.

Вадим через открытое окно в бинокль высматривал Лену среди студентов, выходивших из здания института. «А может, действительно у нее зачет и она давно уехала домой? – Эта мысль начала сверлить его мозг, когда с момента выхода первой группки студентов прошло две минуты. – Что я ребятам скажу? Что Пупку объясню?»

Но вот в толпе мелькнула знакомая куртка. Особенная, не похожая на те, что носили московские девушки, импортная. Из Польши! Лена очень гордилась «индивидуальностью в одежде».

Вадим заорал:

– Вон она!

Иванов поднес ко рту микрофон радиосвязи и с серьезным видом произнес:

– Я – первый! План – А. На счет «три» начинаем. Один. Два. Три!

Машины практически одновременно включили сирены. А «канарейки» и проблесковые маячки на крышах.

Прохожие, студенты, выходившие из иняза, встречавшие их – все замерли. Все обернулись посмотреть, что случилось. Но звук шел с разных сторон, мигало тоже с разных сторон.

Ничего не понимающая толпа тупо вращала головами. А если учесть, что происходило это в середине 70-х, когда аббревиатура «КГБ» действовала магическим образом, а сталинские времена для многих участников сцены были не книжной историей, а недавней реальностью собственной жизни, легко будет представить ощущения людей, оказавшихся в середине кольца захвата.

Иванов произнес в микрофон:

– Я – первый! Режим тишины на счет «два». Один! Два!

Машины отключили сирены, но мигалки продолжали озарять плохо освещенную Метростроевскую и вовсе лишенные света переулки сине-красными вспышками. Ковалев, обладавший низким басом, взял в руки микрофон ГТУ – громкоговорящего устройства.