Иначе это будет нечестно, а значит – неинтеллигентно!
Воевать на три фронта Михаил Леонидович не собирался.
Одним из мест его работы был большой гастроном. Где, разумеется, мопедами не торговали. Но там отоваривался директор магазина спорттоваров. У него на складе мопеды периодически появлялись. В торговом зале, разумеется, нет, но на складе – да. В торговой среде коммунистический принцип – «человек человеку – брат» действовал безотказно. Через неделю новенький, в смазке, мопед появился на даче Осиповых. В комплекте со шлемом.
А еще через два дня Лена, зажмурив глаза от страха и повизгивая, проносилась по маленьким улочкам тихой Малаховки. Она сидела за спиной Вадима, прижимаясь к нему со страшной силой. То ли от любви, то ли от страха.
Вадим был счастлив.
Никто не мог предположить, что «мотоциклетная угроза», если не сказать шантаж, возникнет повторно. Однако именно так и случилось. Уже в конце июня.
Непосредственной виновницей оказалась мамина двоюродная сестра Оля. Много лет назад ее муж, поскользнувшись на обледенелом перроне Немчиновки, попал под электричку. Глупее смерти не придумать. Через пару лет у тети Оли появился жених. Как-то раз, возвращаясь в Москву от своей невесты, а жила тетя Оля как раз в Немчиновке, он подрался с кем-то на платформе и тоже оказался под колесами поезда. На сей раз пассажирского, проходившего «сквозняком».
С тех пор тетя Оля зареклась выходить замуж, возненавидела железнодорожный транспорт и жила затворницей. Единственной ее отрадой была семья Осиповых. Она часто проводила у них выходные, разумеется, все праздники, а весной и осенью, когда дача в Кратово становилась недоступной, сами Осиповы при первой возможности мчались на природу – к тете Оле.
Парадокс жизненной коллизии тети Оли заключался в том, что отец ее всю жизнь проработал железнодорожником. И хотя умер он сразу после войны, совсем еще нестарым, тетя Оля всерьез считала, что ее одиночество – его «заслуга». Может, и так: воспитывал ее отец в строгости, на свидания не отпускал даже в студенческие годы.
Лет за пять до описываемых событий пригласили тетю Олю в Инюрколлегию. Испуг был ого-го какой! Пошла она туда вместе с Михаилом Леонидовичем, все-таки юрист, мужчина. Но его в кабинет не пустили, велели подождать в коридоре.
Когда тетя Оля вышла, все трясущаяся от страха, бледная и способная говорить только шепотом, Михаил Леонидович, так и не добившийся от нее толку, вломился в кабинет и потребовал объяснений.
Чиновник проверил его документы, переписал куда-то паспортные данные, а потом спокойно объяснил, что тете Оля полагается наследство.
Оказывается, двоюродный брат ее отца, о существовании которого в семье никто и не знал, еще в 1917 году, а может и в 1918-м, уехал за границу. Помотался по Европе и в начале 30-х оказался в США. Там у него был какой-то бизнес, причем удачный. Умер он в начале шестидесятых, оставив наследство около миллиона долларов. Цифра, сознанием ни тети Оли, ни Михаила Леонидовича не охватываемая.
Десять лет ушло на поиски его родственников. Нашлись трое – в том числе тетя Оля. Слава богу, по американским законам даже двоюродные племянники считались наследниками.
Правда, на такое наследство в США налагалась огромная пошлина, плюс наши власти тоже немало в пользу родного государства удерживали. Короче говоря, кругом-бегом причиталось тете Оле ни много ни мало около 30 тысяч рублей чеками Внешэкономбанка. Другими словами, чеками «Березки». Несметное богатство.
Потрясло же тетю Олю не известие о наследстве, а мысль о том, что теперь с ней будет? Она, вузовский преподаватель, член КПСС, ни разу ни в одной анкете не указывала, что у нее есть родственники за границей. И нате вам – такая подлянка!
Но, на удивление, никаких санкций не последовало. Бабушка Аня утверждала, что причина в справедливости и гуманности наших партии и государства, а бабушка Эльза злобствовала на тему любви советской власти к долларам. |