– Я помогу вам, Леонид Васильевич!

В другой раз вы приедете на это кладбище с чистой совестью.

– Зачем тебе это надо?

– На такие вопросы, полковник, нет, ответа.

Тень надежды появилась во взгляде Бахрушина.

– Ты серьезно, Комбат?

– Абсолютно, – Только учти, ничего тебе я пообещать не могу, кроме неприятностей.

– Пусть и так, – ухмыльнулся Комбат, – но неприятности начнутся и у других. Да, ваш подполковник Борщев мелкая пешка, он внизу большой пирамиды, но если его вытянуть, то рухнет все, что выстроилось над ним.

Полковник Бахрушин с удивлением поймал себя на мысли, что Комбат озвучил то, о чем он сейчас подумал, озвучил принцип, по которому он сам хотел раскрутить это дело.

«Да, нужно вынуть самый нижний камень в строении и тогда рухнет весь дом, погребая под собой всех тех, кто в нем неплохо устроился».

– Я конечно несколько преувеличил, – сказал Бахрушин, – кое-какая власть у меня еще есть. Есть друзья, есть связи, есть люди, которые хотели бы со мной работать.

Комбат посмотрел на свои руки, все еще испачканные в кладбищенской земле. Он как и все, пришедшие на похороны, бросил несколько горстей в могилу погибших офицеров ГРУ.

– Единственное, что мне надо знать, Леонид Васильевич, так это то, где находится законсервированный полигон. И если можно, достаньте его план.

– Я тебе и больше дам. Как-никак ксерокс у меня в кабинете имеется. Так что прежде чем у меня забрали бумаги, я себе копий наделал.

– Где вы их храните?

Бахрушин рассмеялся, толкнул Бориса Рублева плечом:

– Пошли в машину, посидим сегодня вечерком у меня, обязательно что-нибудь придумаем.

Да, каждый человек знает, что он рано или поздно умрет, но до поры до времени считает, смерть – это удел других, сам же он будет жить вечно. Теперь дыхание смерти Иваницкий почувствовал совсем рядом. Ему пришлось выехать на место аварии. Видел он обгоревшие трупы в искореженном «рафике», показывали ему и фотографию водителя «КамАЗа», как будто повесившегося – и как понимал Иваницкий – повешенного в лесу. Теперь смерть перестала быть для него чистой абстракцией, в любой момент она могла наведаться и к нему.

Одни люди в такой ситуации становятся более мужественными, другие теряются и отдают себя в руки судьбы. Начальник полигона понял, теперь спокойное течение жизни для него в прошлом. Лишь бы дотянуть до дня, когда кончится спирт! Он ждал, что с ним захочет поговорить сам Гапон, ждал звонка.

Но все произошло несколько иначе. Прямо к нему домой часов в десять вечера зашел молодой, крепко сбитый парень, которого он впервые видел в глаза. Появление чужого на полигоне было плохим знаком, ведь о любом подозрительном, пытавшемся проникнуть на территорию, полковника Иваницкого или подполковника Борщева должны были поставить в известность. Но то, что этот молодой человек спокойно преодолел КПП или колючку могло свидетельствовать лишь об одном: Иваницкий не полный хозяин на полигоне. Есть в его структуре люди, для которых слово Гапона весит больше, чем его, Иваницкого слово.

Жена полковника, ставшая нервной в последние дни, настороженно посмотрела на пришельца.

– Переговорить надо, – глухо проговорил молодой человек и не дожидаясь, пока Иваницкий предложит ему пройти, сам прошел на кухню.