– Да ты что, командир, с ума сошел?

– Я сказал, – тоном не терпящим возражений, буркнул Никита, подавая бутылку.

Прохор отковырял дрожащими пальцами пробку и, понимая, что лучше делать так, как ему велят, припал к горлышку. Водка из бутылки начала медленно переливаться ему в рот. Он выпил ее за два приема, а затем закурил. Как раз в это время взревел мотор и «КамАЗ» тронулся с места.

– Куда это они? – спросил Прохор у Никиты.

– Не переживай, сиди.

Джип стоял на обочине, за рулем на месте Малыша сидел Пастух. А Никита и Прохор Иванов сидели на траве рядом с джипом, на пыльной придорожной траве.

Малыш увидел «рафик», который несся с горы. Скорость была где-то километров девяносто.

– Ну и гонит! – пробормотал Малыш, вдавливая в пол педаль газа и разгоняя тяжелый «КамАЗ».

Машины шли навстречу друг другу. «КамАЗ» поднимался в гору, а «рафик» мчался с горы.

Когда между машинами оставалось метров пятнадцать, Малыш резко повернул в сторону, загораживая рафику дорогу. Водитель «рафика» вильнул, «КамАЗ» зацепил его своим бампером, и «рафик» полетел в кювет, на ходу переворачиваясь и грохоча измятым железом. Посыпались стекла, послышался истошный крик, который потонул в лязге и скрежете металла.

Прохор Иванов протрезвел буквально на глазах, ведь все это произошло метрах в трехстах от джипа и он все это видел своими глазами.

– Сиди тихо и не рыпайся! – направив на него ствол пистолета, сказал Никита. – Шевельнешься – пристрелю, понял?

Прохор закивал головой и по его небритым щекам потекли слезы. Это были слезы ужаса.

«Рафик» дымился. Джип помчался в гору.

Забрали Малыша, который вскочил на заднее сиденье, а затем автомобиль развернулся и понесся по дороге в направлении Смоленска.

– Здесь, – сказал Никита, указывая на проселочную дорогу, которая уходила в сторону от трассы. – Сюда, сюда давай!

Джип резко повернул; и въехал в березовый лесок.

– Выходи! – приказал Прохору Иванову Никита. – Выходи, я тебе сказал! – а затем схватил его за плечо и буквально вышвырнул из салона джипа.

Прохор хотел побежать, но вовремя подставленная нога Никиты опрокинула его на землю, а затем Никита для острастки заехал ногой водителю «КамАЗа» по ребрам. Тот ойкнул и его стошнило – водкой, колбасой, капустой и всей той дрянью, что он съел в придорожном кафе.

– Вот так-то будет лучше. Лежи, не рыпайся. Веревку давай! – обратился он к Пастуху.

Тот притащил веревку, быстро была сделана петля.

– Мужики, не надо! Я никому ничего… Я…

Прохор Иванов будет молчать, как могила!

Мужики, не надо! – уже обо всем догадавшись, взмолился водитель.

Но подобные просьбы на мужиков типа Никиты не производили никакого впечатления.

Они наоборот, лишь еще больше заводили бандитов, раззадоривали их.

– Давай, забрасывай! Завязывай!

Среди берез росла корявая сосна, суковатая и невысокая. Один конец веревки был закинут на сук, петлю набросили на шею плачущему Прохору Иванову, а затем Пастух приподнял его и резко дернул за ноги. Язык Прохора вывалился изо рта. Его галифе были мокрыми.

– В штаны наложил, – брезгливо сказал Никита, оглядываясь вокруг. – Вроде бы мы здесь не наследили. Давайте отсюда, быстрее! И дай мне телефон, я позвоню кому надо.

Никита связался с секретарем Гапона, сказал, что уже все сделано и сунув трубку в карман кожанки, сел в джип на переднее сиденье.