|
Туда и пришел за мной лейтенант. — Скоро сможете ехать, — сказал он. — Они уже подходят. По дороге устало брели несколько доминиканских солдат; они тянулись цепочкой, чтобы держаться в тени деревьев. Винтовки они несли через плечо, а в руках держали оружие людей, спустившихся с гаитянских гор, — те шли немного позади, тяжело волоча ноги, лица у них были смущенные, как у детей, сломавших дорогую вещь. Я не узнал никого из негров, но почти в хвосте маленькой колонны я увидел Филипо. Он шел голый по пояс — рубашкой он перевязал себе правую руку. Заметив меня, он произнес с каким-то вызовом: «У нас не осталось патронов», но, по-моему, он меня тогда не узнал, а увидел только возмущенное, как ему показалось, белое лицо. Небольшой отряд замыкали два человека, которые тащили носилки. На них лежал Жозеф. Глаза его были открыты, но он уже не видел чужой страны, в которую его принесли. Один из несших носилки спросил: — Вы его знаете? — Да, — ответил я, — он умел готовить отличный ромовый пунш. Оба посмотрели на меня с негодованием, и я понял, что такие слова не подобает произносить над мертвым, мистер Фернандес справился бы с этим лучше. Я молча поплелся за носилками, как участник похоронного кортежа. В караулке кто-то подставил Филипо стул и дал сигарету. Лейтенант объяснил ему, что до завтрашнего дня не будет транспорта и что у них нет врача. — У меня только рука сломана, — сказал Филипо. — Упал, спускаясь в ущелье. Пустяки. Я подожду. Лейтенант добродушно сказал: — Мы открыли для ваших комфортабельный лагерь возле Санто-Доминго. В бывшем сумасшедшем доме... Филипо захохотал: — В сумасшедшем доме! Вот это правильно, — а потом заплакал. Закрыл лицо руками, чтобы спрятать слезы. — У меня здесь машина, — сказал я. — Если лейтенант разрешит, вам не придется ждать. — Эмиль ранен в ногу. — Мы можем взять и его. — Мне не хочется с ними расставаться. Кто вы такой? Ах, да, конечно, же, я вас знаю. Я плохо соображаю сейчас. — Вам обоим нужен врач. Какой смысл сидеть здесь до завтра? Вы еще кого-нибудь ждете? Я имел в виду Джонса. — Нет, больше никого нет. Я пытался вспомнить, сколько их шло по дороге. — Все остальные убиты? — спросил я. — Убиты. Я устроил этих двоих поудобнее в вездеходе, а беглецы стояли вокруг, держа в руках куски хлеба, и смотрели на нас. Их было всего шестеро, да еще Жозеф, который лежал мертвый в тени на носилках. У всех был потерянный вид людей, чудом спасшихся от лесного пожара. Мы тронулись, двое нам помахали, остальные молча жевали хлеб. Я спросил Филипо: — А Джонс... погиб? — Теперь уже да. — Он был ранен? — Нет, но ему отказали ноги. Я с трудом вытягивал из него слова. Сперва я подумал, что ему не хочется вспоминать, но он просто ушел в себя. Я сказал: — Он оправдал ваши надежды? — Это был необыкновенный человек. Мы у него кое-чему научились, но времени было мало. Люди его любили. Он умел их рассмешить. — Но ведь он не говорил по-креольски. — Он обходился без слов. Сколько там человек в этом сумасшедшем доме? — Около двадцати. Тот отряд, который вы искали. — Когда мы снова раздобудем оружие, мы вернемся. |
