|
Мы прямо заждались. То есть не то чтобы мы уж очень сгорали от нетерпения увидеть этого циркового пенсионера, а просто нам с Мишкой было интересно, кто это будет жить в Генкиной комнате. Конечно, было обидно, что в нашу квартиру вселили какого-то старичка. Но во-первых, старичок был не просто старичок, а старичок из цирка, а во-вторых, одно то, что он был мужчиной, а не женщиной, уже было здорово. Мужчин в нашей квартире только двое — я и Мишка, а этого явно не хватало для борьбы только с одной Еленой. Правда, был Борис Иванович, Мишкин папа, но мне всегда казалось, что он так устает за время зимовки в Заполярье быть мужчиной, что как только он возвращается домой, так сразу же перестает им быть.
Когда Генка жил с нами, силы были как-то уравновешены. Правда, с Еленой Генка не связывался, говорил «чихать на нее!», но всегда мог вступиться за нас перед моей мамой или Мишкиной бабушкой. На пенсионера надежда была слабая. Мишка авторитетно заявил, что как только пожилой мужчина бросает работу и переходит на пенсию, он постепенно становится похожим на женщину. Я Мишке сказал, что, может быть, этот цирковой старик стал пенсионером недавно и еще не успел превратиться в женщину. Мишка сказал, что может быть. А потом он еще сказал, что только на это и нужно рассчитывать. — Знаешь, Мишка, — сказал я, — его нужно будет сразу же поссорить с Еленой. А то если они снюхаются, нам житья вообще не будет... — Нет, — возразил Мишка, — с Еленой его ссорить ни к чему. Она с ним сама прекрасно поссорится. А вот от моей бабули его нужно блокировать. — Чего? — Блокировать. Ну значит, оградить... — небрежно пояснил Мишка. — А... — сказал я. — Это точно. А зачем?.. — Ха! — сказал Мишка. Он так здорово умеет говорить это «ха!», что каждый раз, когда он мне скажет «ха!», я себя чувствую страшно глупым. — Ха! — сказал Мишка. — Голова еловая! Она же его моментально охватит!!! Я представил себе, как Мишкина бабушка будет охватывать этого старичка, и засмеялся. — Смех без причины... — начал было Мишка, но я показал ему кулак, и... «признак дурачины» он не сказал, а сказал: — Охватит в смысле вовлекет... — Вовлечет, — сказал я. — Ну вовлечет... Вовлечет она его в свой этот кружок пенсионеров, и старый хрыч будет целыми днями списки ДОСААФ переписывать. От скуки сдохнуть можно!.. И как раз в это время раздался звонок. Мишка побежал открывать, а я уселся на багаж срочной отправки. Слышу, Мишка говорит: — Вам кого? А какой-то дядька отвечает: — Никого. Мишка говорит: — Нет, правда? А дядька: — Правда. — И проходит в коридор. Ничего такой дядька. Одет стильно. Чуть постарше Генки, чуть помоложе Бориса Ивановича. Как моя мама. Точно. И улыбается. И говорит: — Здрасьте, братцы! Мы говорим: — Здравствуйте. А вы к кому? А он подходит к двери Генкиной, то есть не Генкиной, а старичковой комнаты, достает из кармана ключ и заявляет: — Я ни к кому. Я сюда. Я от удивления даже с ящика спрыгнул. Спрыгнул и говорю: — Между прочим, это чужая комната. Здесь уже один старичок пенсионер живет. Из цирка. Так что совать ключ в чужую дверь неприлично. — Между прочим, сидеть на чужом ящике тоже неприлично... — А чем вы докажете, что он чужой?! — разозлился Мишка. — А чем вы докажете, что комната чужая? — прищурился на нас дядька. Мы с Мишкой чуть не захлебнулись от злости. |
