Я всегда хотел стать полицейским. Когда я впервые сказал об этом матери, она уже была больна и не могла иметь какое-либо мнение на этот счет – а может быть, просто побоялась его высказать, – но Пол упорно не желал смириться с мыслью о том, что я буду работать вместе с ним.

Не важно. Первое мое место службы после полицейского колледжа в Хендоне было далеко от него – патрульным на улицах Хиллингдона. Помню свое продвижение по службе. Я стал исполняющим обязанности детектива-констебля в Хэкни. (К тому времени я уже начал шутить, что в отделе кадров есть какой-то коварный сотрудник, отметивший мое личное дело так, что теперь меня могут направить только в округа, название которых начинается с буквы «Х». Я терпеливо ждал, что в следующий раз меня распределят в Хэрингей или Харлесден.) Я наслаждался жизнью в штатской одежде, но в полиции от человека требуют двигаться зигзагами, так что после сдачи экзамена на звание сержанта я снова надел форму (в Уолтэмстоу; сотрудник отдела кадров смягчился – или же его сместили), прежде чем снова бежать от нее в детективы-сержанты Управления профессиональных стандартов столичной полиции. Если вы хотите, чтобы товарищи вас презирали, идите в Управление профессиональных стандартов. Пусть вас не сбивает с толку безликое наименование: мы зарабатываем на жизнь, расследуя грязные делишки продажных полицейских; и вскоре я выяснил, что хотя честные полицейские ненавидят продажных полицейских, еще больше они ненавидят тех, кто ловит последних.

В это лето я сдал экзамен на звание инспектора, причем с первого раза, – единственный экзамен, который мне дался особенно легко, к моей радости и облегчению. На прошлой неделе я готовился к торжественному банкету в честь этого события…

Сержант сбавляет скорость перед выстроившейся вереницей машин, включает сирену и выезжает на встречную полосу. Движение такое же плотное, как и спертый воздух в салоне, и я внимательно слежу за каждым его движением. Он обращается ко мне с дружеским уважением, словно мы с ним в хороших отношениях. Вспоминаю, что встречался с ним в коридорах участка, однако фамилии его я не знаю. С другой стороны, в этом участке я проработал совсем недолго. Насколько близкие у нас отношения? Мы работали вместе, но я это забыл? Мы делились какими-то личными секретами, которые я должен помнить? Это приводит меня в ужас: я понятия не имею, что, по мнению сержанта, должен знать.

Он с силой хлопает ладонями по рулю и говорит:

– Это здорово, сэр, что вы смогли заглянуть в пивную ко мне на день рождения. И задержались так долго. Ребята были рады. А какой тост вы произнесли! Очень смешной, – тепло добавляет сержант. – Хотя могли бы этого и не делать.

Я не знаю, что на это ответить, поскольку не помню, чтобы когда-либо выпивал с ним, а произносить тосты я терпеть не могу.

– Всё в порядке, – наконец говорю я, чувствуя, что вспотел от страха.

Но сержант улыбается, сосредоточившись на дороге. Он говорит обо всем, кроме того, куда мы едем. Даже когда жалуется на дорожные заторы, его голос обладает мелодичной певучестью, которая могла бы усыпить мою бдительность, заставив меня признаться, что я его не помню.

– Поганая погода, – говорит он. – А вы слышали прогноз? Все выходные будет валить снег.

– Ну, определенно, это похерит летний туризм, – говорю я, пытаясь пошутить.

Но сержант смотрит на меня как-то странно.