Но сержант смотрит на меня как-то странно. Что такое я сказал?

– Определенно, это что-нибудь похерит.

Смотрю в окно на прохожих и освещенные витрины. Мне кажется, я должен бы узнать эти улицы. Они похожи на Кэмден-Таун. Если так, мы, вероятно, направляемся на юг, однако полной уверенности у меня нет, и я молчу.

Пролитое вино. Я испытываю шок, осознав, что это мое последнее воспоминание. Бокал разбился на моем торжественном банкете всего несколько минут назад. Вот только сейчас ночь, так что с тех пор должно было пройти больше нескольких минут.

Я стоял на жарком летнем солнце. Я расслабился, вместе со мной стояли два моих друга, мы пили, но тут я начал напрягаться – не помню, почему. Лора была рядом. Она улыбалась мне, затем рассеянно провела пальцами по волосам. У нее такая привычка. Она оживленно разговаривала с коллегой по работе, разбирая дела, несомненно, или обсуждая обстановку в конторе. Женщине нелегко быть адвокатом – особенно чернокожей.

Что-то прерывает Лору, и она бросает на меня встревоженный взгляд, после чего улыбается. Внезапная неожиданная улыбка, выражающая единение и поддержку. Именно в этот момент я услышал звон разбитого стекла и почувствовал запах пролитого вина. Я разозлился. По поводу бокала? А то еще почему?.. Не могу вспомнить.

А следующее мое ощущение – я стою посреди улицы, глядя на падающий снег.

* * *

Сержант смотрит на меня так, словно я что-то сказал, но я уверен, что ничего не говорил.

– Наверное, вам нужно кому-нибудь показаться с этим.

Он имеет в виду мои лицо и шею. Я стараюсь сохранять спокойствие и отвечаю, что всё в порядке. Сержант – стреляный воробей и не станет спрашивать напрямую, откуда у меня эти раны, но я чувствую, что он строит догадки на этот счет.

Мы сворачиваем к вокзалу Кингс-Кросс. Теперь я уже узнаю улицы. Это облегчение. Достаю свой рабочий «Блэкберри», открываю сообщения и на этот раз пролистываю их до самого конца. Одно из первых пришло вчера в восемь утра: напоминание о встрече в три часа дня в Скотленд-Ярде с помощником комиссара. Однако я ничего не помню о ней, и это снова ввергает меня в панику. Встречу с таким высокопоставленным чиновником забыть нельзя. Но затем я с ужасом замечаю, что сообщение датировано не августом 2008 года. Датой отправления указан февраль 2010 года.

Как можно было совершить такую нелепую ошибку? Я проверяю по телефону сегодняшнее число. Он также показывает 2010 год. Суббота, 13 февраля. Должно быть, какие-то проблемы с Сетью. Смотрю на свой личный телефон. То же самое. Я обливаюсь по́том, несмотря на холод. Как оба телефона могут ошибаться на полтора года?

– Я его нашел, – без всякого предупреждения говорит сержант. Я уже готов спросить у него, что он имеет в виду, когда до меня доходит, что он разговаривает по рации. – И мы будем на месте через пять минут.

Во время разговора сержант называет свою фамилию: Норрис. Кажется, он сказал именно так. Сержант дает отбой, оглядывается на меня и повторяет:

– Через пять минут.

Но не уточняет, где мы будем через пять минут.

Я не отвечаю. Не могу. На самом деле мне хочется спросить: какой сейчас год? Сегодня воскресенье августа 2008 года или суббота февраля 2010-го? Неужели я потерял восемнадцать месяцев жизни? Я словно держусь за тонкую ниточку. Если ее выдернуть, весь мой мир развалится. Но я даже не представляю себе, куда меня это заведет.

Глава 5

Мы проезжаем мимо вокзала Кингс-Кросс и сворачиваем на узкую улочку с односторонним движением, запруженную плотным потоком машин вечернего часа пик. Перед нами полицейская машина с включенной синей мигалкой, но пустая. Норрис (если это его фамилия) останавливается за ней и выходит из машины, бормоча что-то себе под нос.