«Чтоб черт тебя обуглил, беломордый!» — воскликнул он, и вино выплеснулось через край.
— «Душа моя, виси, как плод», — начали Краттендон с Джейкобом одновременно, и оба расхохотались.
— Проклятые мухи, — проворчал Маллинсон, хлопая себя по лысине, — за кого они меня принимают?
— За какое-нибудь благовоние, — ответил Краттендон.
— Прекрати, Краттендон, — велел Джейкоб. — Он у нас неважно воспитан, — очень любезно пояснил он Маллинсону. — Не дает людям выпить. Слушайте! Я хочу отбивную. Как по-французски отбивная? Отбивную, Адольф! Ты что, балбес, не понимаешь?
— А вторая прекрасная вещь в мировой литературе, скажу я тебе, Фландерс… — проговорил Краттендон, опуская ноги на пол, ставя локти на стол и почти касаясь лицом лица Джейкоба.
— Хи-хи-хи, ха-ха-ха, кошка съела петуха, — перебил Маллинсон, барабаня пальцами по столу. — Самая изы-скан-но прекрасная вещь в мировой литературе… Краттендон — парень очень хороший, — продолжал он доверительно, — но дурачок. — И мотнул головой.
И ни слова об этом не было рассказано миссис Фландерс, и ничегошеньки о том, что происходило потом, когда они, расплатившись, ушли из ресторана и двинулись по бульвару Распай.
А вот еще один отрывок разговора: время действия — около одиннадцати утра; место действия — мастерская, день — воскресенье.
— Уверяю тебя, Фландерс, — говорил Краттендон, — я действительно ставлю эти маленькие вещи Маллинсона не ниже Шардена. И когда я так говорю… — Он надавил на кончик истощавшего тюбика. — Шарден был молодчина… Сейчас он продает их, чтобы расплатиться за обед, но увидишь, что будет, когда за него ухватятся торговые агенты. Он — молодчина, правда, просто молодчина.
— Жизнь, конечно, у вас восхитительная, — сказал Джейкоб, — возиться тут, наверху, с красками. И все-таки, Краттендон, искусство ваше дурацкое. — Он побродил по комнате. — А кстати, этот человек, Пьер Луис…— Он взял в руки книжку.
— Послушайте, сударь, вам не надоело ходить из угла в угол? — спросил Краттендон.
— Вот отличная работа, — произнес Джейкоб, ставя картину на стул.
— А, этим я сто лет назад занимался, — ответил Краттендон, поглядев через плечо.
— По-моему, ты настоящий художник, — сказал Джейкоб спустя некоторое время.
— Если хочешь, я тебе покажу, что я сейчас делаю, — предложил Краттендон, ставя перед Джейкобом картину. — Вот. Вот это. Скорее даже вот это. Вот… — большим пальцем он обвел шар лампы, написанный белым.
— Отличная работа, — сказал Джейкоб, который стоял перед ней, широко расставив ноги. — Но объясни мне, пожалуйста…
В комнату вошла мисс Джинни Карслейк, бледная, веснушчатая, болезненного вида.
— О, Джинни, познакомься Фландерс. Англичанин. Богатый. Со связями. Давай дальше, Фландерс.
Джейкоб молчал.
— Вот это — совсем не то, что здесь надо, — заметила Джинни.
— Нет, — ответил Краттендон решительно. — Тут уж ничего не поделаешь.
Он снял картину со стула и поставил на пол, тыльной стороной к ним.
— Прошу садиться, леди и джентльмены. Фландерс, мисс Карслейк из ваших краев. Из Девоншира. Да? А мне показалось, ты говорил Девоншир. Чудесно. Она к тому же дочь церкви. Паршивая овца в своей семье. Мать ей пишет такие письма. |