— Но случается, что человеку такого типа как раз нужна женщина вроде Клары… — размышляет, бывало, мисс Джулия Элиот.

— Что ж, — отвечает ей мистер Боули, — может быть, и так.

Потому что, как бы долго сплетники ни сидели, сколько бы ни потрошили характеры своих жертв, пока те не станут распухшими и нежными, как гусиная печенка над пылающим огнем, к окончательному выводу они никогда не приходят.

— Вот этот молодой человек, Джейкоб Фландерс, — говорят они, — так благородно выглядит — и так неловок. — Затем они прилепляются к Джейкобу и бесконечно раскачиваются между этими двумя полюсами. — Охотился с гончими, но всего раз-другой, потому что у него нет ни пенса.

— Вы когда-нибудь слышали, кто был его отец? — поинтересовалась Джулия Элиот.

— Говорят, что его мать в каком-то родстве с Роксбиерами, — ответил мистер Боули.

— Нельзя сказать, что он чересчур утруждает себя работой.

— Друзья очень его любят.

— Вы о Дике Бонами?

— Нет, я не это имел в виду. С Джейкобом, наверное, все наоборот. Он как раз из тех, кто в юности по уши влюбляется, а потом всю жизнь об этом жалеет.

— Мистер Боули, — сказала миссис Даррант, по обыкновению решительно наступая на них. — Вы, конечно, помните миссис Адамс? Ну, так это ее племянница. — И мистеру Боули пришлось подняться, любезно раскланяться и принести клубнику.

А мы, стало быть, снова пытаемся понять, что имеет в виду другая сторона — мужчины в клубах и Кабинетах, — когда говорят, что изучение характера — пустячное домашнее развлечение, нечто вроде вышивания или возни с изящными силуэтами, пустыми внутри, всякими там завитушками и обыкновенными загогулинами.

Линейные корабли в Северном море лучами расходятся в стороны, держась на точно отмеренном расстоянии друг от друга. По сигналу все пушки наведены на цель, которая (сержант артиллерии с часами в руке отсчитывает секунды — на шестой он поднимает глаза) взлетает на воздух. Столь же невозмутимо десятки молодых людей в расцвете сил уходят со спокойными лицами в морские глубины, и там вполне бесстрастно (однако в совершенстве владея техникой), не жалуясь, все вместе задыхаются. Словно отряды оловянных солдатиков, армия занимает поле, взбирается по холму, останавливается, слегка откатывается в одну сторону, в другую и падает плашмя, и только в полевой бинокль видно, что одна-две фигурки еще двигаются вверх-вниз, как обломки спичек.

Говорят, что эти действия вместе с бесконечными сношениями между банками, лабораториями, канцеляриями и фирмами и есть те удары весла, которые двигают мир вперед. И производят их люди, вылепленные так же аккуратно, как бесстрастный полицейский на Ладгейт-Серкус. Однако поглядев на него, замечаешь, что лицу его вовсе не свойственна мягкая округлость, напротив, оно жесткое от волевого усилия и вытянутое от стремления остаться таким навеки. Когда вздымается правая рука, вся сила в жилах направляется прямо от плеча к кончикам пальцев; ни капли не уходит на внезапные порывы, сентиментальные сожаления, утонченные оттенки. Омнибусы послушно замирают.

Говорят, что так мы живем — движимые непостижимой силой. Говорят, и писателям никак ее не ухватить; она со свистом проносится сквозь все приготовленные для нее сети, разрывая их в клочья. Вот, говорят, что управляет нашей жизнью — эта самая непостижимая сила.

— Где солдаты? — спросил старый генерал Гиббонс, оглядывая гостиную, полную, как обычно воскресным вечером, хорошо одетых людей.