— Но мне, вероятно, не нужно извиняться за свою очевидную грубость?

Священник ответил, что в этом нет никакой необходимости, и встал, чтобы отправиться в курительную комнату. В его последних словах Шарлотта услышала нотки раздражения.

— Он, наверное, решил, что я зануда, — проговорила мисс Бартлетт, когда священник скрылся за дверью. — Почему же ты все время молчала, Люси? Определенно, ему нравится говорить с тем, кто помоложе. Я не собиралась монополизировать его внимание. Я надеялась, что ты проведешь с ним весь вечер и все время обеда.

— Он очень милый, — воскликнула Люси. — Я отлично это помню. Он способен увидеть что-то доброе в каждом человеке. И никто не принимает его за священника.

— Лючия!

— Но ты же понимаешь, что я имею в виду! Как обычно смеются священники? А мистер Биб смеется как обычный человек.

— Смешная девочка! — улыбнулась Шарлотта. — Как ты напоминаешь мне свою мать! Интересно, понравился бы ей мистер Биб?

— Уверена, что понравился бы. Как и Фредди, — сказала Люси.

— Я полагаю, он понравился бы всем в Уинди-Корнер, в этом уголке моды и стиля. Я же больше привыкла к Танбридж-Уэллз, а мы там все безнадежно отстали от времени.

— О да! — протянула Люси уныло.

В реплике Люси была скрыта нотка неодобрения. Но Шарлотта не могла точно определить, касалось ли это неодобрение ее самой, или мистера Биба, или стильного мира Уинди-Корнер, или же узкого мирка Танбридж-Уэллз. Она попыталась локализовать эту нотку в пространстве, но, как это бывало обычно, не смогла. Сама мисс Бартлетт старательно избегала высказываться неодобрительно о ком-либо или о чем-либо, а потому добавила:

— Я боюсь, ты находишь меня весьма скучной компаньонкой.

Люси же подумала про себя: «Какая же я эгоистичная и злая! Нужно быть осторожнее. Шарлотта так ужасно переживает свою бедность!»

К счастью, одна из маленьких пожилых леди, которая уже некоторое время ласкала кузин доброй мягкой улыбкой, приблизилась и попросила позволения опуститься в кресло, оставленное мистером Бибом. Получив разрешение, она принялась мило щебетать об Италии, о том, насколько решительный шаг ей пришлось сделать, отправившись сюда, о том, как вознаграждена она была за свою решительность резким улучшением состояния здоровья сестры. Она говорила и говорила — о необходимости плотно закрывать окна по ночам и полностью опустошать бутылки с водой по утрам и еще о тысяче вещей. Обо всем она говорила с самой милой улыбкой, и ее разговор был гораздо более достоин внимания, чем бурные тирады о гвельфах и гиббелинах, которые доносились из противоположного угла гостиной. И это была настоящая катастрофа, а не просто какой-то эпизод — когда в своей спальне она обнаружила нечто, что гораздо хуже блохи, но несколько лучше, чем кое-что еще…

— Но здесь так же безопасно, как и в Англии, — уверяла пожилая леди. — В синьоре Бертолини так много чисто английского.

— Тем не менее в наших комнатах пахнет, — сообщила бедная Люси. — И мы боимся идти спать.

— Это все внутренний дворик, — вздохнула леди и, быстро поменяв тему, проговорила: — Жаль, что мистер Эмерсон был недостаточно тактичен за обедом. Мы все так за вас переживали.

— Я полагаю, у него были самые добрые намерения, — отозвалась Люси.

— Вне всякого сомнения! — подхватила мисс Бартлетт. — Мистер Биб только что отчитал меня за мою подозрительность. Но все это из-за того, что я обязана заботиться о своей кузине.

— Конечно, — согласилась пожилая леди, и они в унисон замурлыкали о том, сколь осмотрительным обязан ты быть, коли под твоим присмотром находится столь юная девушка.