– Зачем? Тепло же, – пробормотала девчонка, а сама привалилась к плечу парня.

Поскольку они сидели бок о бок на бревне, то не было никакой необходимости в дополнительном сугреве. Но не упускать же повод обнять эту недотрогу, как бы невзначай, пусть и на время. Светка не возражала, только смущалась и прятала глаза.

Уютно было и молчать вот так, глядя то на потрескивающий костерок, то в сторону железнодорожных путей, блестящих под нарождающейся луной. Заросли ивняка идут сперва густо, а потом расходятся и образуют рамку, в которой очень хорошо виднелись и рельсы, и кусок насыпи, и проезжающие составы. Смотри на них и любуйся. Как в кино. Показывают на «экране» всегда одно и то же: рельсы, сияющие то под лунным, то под солнечным светом, бесконечные, в обе стороны, как бы манящие бросить все и уйти по ним за горизонт. В назначенное время начинается сеанс: подрагивает земля, прыгают блики на металле, картинка приходит в движение – это приближается поезд. То переваливается отдувающийся, важный грузовой состав, то с ревом и гулом летит стремительная электричка, за которой еще некоторое время торопится поспеть звук. Потом смолкает все, и какое-то время аж звенит в ушах от тишины. И снова начинают перекрикиваться пичуги, журчать ручей, вопить лягушки.

Бесхитростное кино, зато бесплатное – красота, да и только.

Понятно, Светка и не прочь настоящее посмотреть, но не всегда есть на что. Яшка никак не научится жить на одну зарплату, а играть, воровать и, что самое дурное, врать ему теперь строго запрещено.

Девчонка только-только закончила жаловаться на то, как утомилась, вымывая шкаф, в котором, зараза такая, угнездилась моль. Яшка поведал про чудодейственную крымскую лаванду, которая этой заразе аппетит отбивает насмерть.

Светка восхитилась:

– Ух ты! А где ж найти такую?

– Лаванду-то? В Крыму.

– Э-э-эх, – сокрушенно вздохнула Светка и замолчала, вороша в костре палочкой. Вдруг она запустила в небо целый фонтан веселых искорок и поинтересовалась, как далеко этот самый Крым.

– Да не особо. Дня два-три, если повезет и с поезда не сгонят.

– Ага… а можно прямо сейчас поехать? Как считаешь?

Анчутка удивился. Обычно, как только теплело, такого рода мысли появлялись у него. С чего бы подобную песнь завела Светка, тишайшая и милейшая? Это ж домоседка из домоседок. Яшка забыл, когда в последний раз ее удавалось вытащить погулять так, чтобы за ними не плелся зевающий, ноющий, канючащий карапуз, не надо было «по дороге» заскочить к черту на куличики за солью, уксусом, булкой – для семейства, для соседей и той бабульки, имя которой Светка не знает, но спросить неудобно.

Она вечно обо всех на свете хлопочет, такая вся из себя милая-премилая, безотказная, заботливая, всегда готовая всем прийти на помощь. Трезвомыслящий Яшка не восторгался этой чертой Светки и недоумевал: зачем, во-первых, ей это надо, во-вторых, не устала ли она от этого? Спрашивать не решался, чтобы не обидеть, – и вот на тебе, само всплыло. Значит, надоело, иначе с чего это вдруг разговор завела о том, чтобы махнуть за горизонт.

У Анчутки перед глазами волшебным ковром развернулась самая радужная картина сытой, безмятежной жизни где-нибудь на берегу теплого моря, даже – чем черт не шутит – под собственным виноградником. Яшка аж ручки потер. Между прочим, почему бы и нет?

«Стоп, стоп, не гони волну, – приказал он сам себе, – не спугнуть бы… Она ж как бурый кролик – чуть что не так ляпнешь, и под куст».

Сохраняя ласковый и чуть насмешливый тон, Анчутка спросил:

– Куда же ты, к примеру, хочешь отправиться?

Она наконец бросила палочку и, устраиваясь поудобнее, пригорюнилась:

– Откуда ж мне знать…

– Ну например?

– Так что я в жизни-то не видала? – нараспев, по-бабьи протянула Светка, но тут же с нездоровым восторгом добавила: – О, я знаешь, что слышала?

Анчутка признался, что нет.