Изменить размер шрифта - +
Купол клеенчатой скатерти обеспечивал Сене и этим фигуркам интимную обстановку. Под непрозрачной клеенкой можно было поверить, что, кроме него и пары игрушек, ничего во вселенной нет. Но вдруг угол скатерти отогнулся и герметичность вселенной нарушила голова отца. Она смотрела на Сеню со снисходительной улыбкой и даже с долей пренебрежения. Как будто отец рассчитывал, что его сын дошкольного возраста не играет с фигурками, а работает над диссертацией. Внимательно изучив фигурку, отец сообщил: «Морские чудовища могут водиться вообще где угодно. Все водоемы сообщаются между собой».

Контекст утверждения утрачен: оно могло быть продолжением разговора или завуалированной шуткой про тещу, Сенину бабушку (отец часто сравнивал ее с разными рептилиями и хтоническими существами). А может, он сообщил этот факт ни с того ни с сего. Но Сеня запомнил именно эту фразу. Что-то в ней было такое простое и страшное, что навсегда поселило в нем ужас перед скоплениями воды, в которых нельзя разглядеть дно. С тех пор, даже плескаясь в ванне с пеной, Сеня не чувствовал себя в безопасности. Казалось, в любой момент до кожи дотронется нечто холодное и он увидит толстое щупальце. Мгновенно обвив ногу, оно утащит его куда-то вниз, туда, где все водоемы сходятся. То же относилось и к раковине, унитазу, луже после дождя. С годами страх притупился и уже давно не напоминал о себе — до этого случая на кухне коммунальной квартиры.

Сеня полностью поглощен созерцанием раковины и не замечает, как на кухне появляется кто-то еще. Это мужчина в расстегнутой белой рубашке, с кудрявыми волосами на голове, груди и руках, с серьгой в ухе. Лицо у него сонное и слегка удивленное. Мужчина похож на пирата, который так осточертел экипажу, что его бросили погибать на необитаемом острове.

Какое-то время он смотрит на Сеню не шевелясь, сжимая в руках пакет с мясом. Он видит, что неизвестный ему человек на кухне коммунальной квартиры переживает интимный момент. Что человек в глубочайшем трансе, загипнотизирован раковиной или гипнотизирует ее сам. Стараясь не издавать ни звука, а это затруднительно при скрипучих полах, мужчина возвращается в коридор и скрывается у себя в комнате.

Сеня чуть вздрагивает от звука спускаемой воды. Он слышит, как включается или выключается свет в коридоре. Сеня видит себя как будто со стороны: мужчина лет тридцати в глянцевом синем костюме, купленном мамой. Рост у Сени чуть выше среднего, сложение крупное. На голове мало волос, лицо по-детски круглое, излучающее добродушие, а кожа сухая и желтоватая. Он напряженно прислушивается к шагам в коридоре: сперва они приближаются, но потом замирают где-то на полпути, лязгает ключ, открывается и закрывается дверь.

У Сени вырывается вздох облегчения. Вообще-то он хочет сойтись с соседями, даже завести с кем-нибудь дружбу: сближение с жильцами коммунальной квартиры соответствует его прагматическим целям, а кроме того, у него мало друзей. Но прямо сейчас Сеня не расположен к общению: переезд его утомил, ему хочется просто лежать в темноте, с чаем, в наушниках, слушать группу The National и подпевать шепотом.

Бросив на раковину еще один взгляд, Сеня идет в свою новую комнату. Это темный пенал с минимальным набором мебели: конторка, комод и кровать. На окнах тяжелые шторы с кисточками — они пожирают пространство, мрачные, царственные и потрепанные, как занавес в провинциальном театре. Продавленная кровать издает стон по любому поводу: от сквозняка, от перемещений по комнате, от одной мысли о ней. Комод забит чужими вещами: по словам хозяйки, их оставил прежний жилец, съехавший без предупреждения. Сеня переложил вещи так, чтобы освободить пару полок для белья и предметов личной гигиены.

Сеня то и дело смотрит на шторы, ему хочется их раздвинуть, полюбоваться зимними видами, но его мучает ощущение, что за шторами кто-то прячется — возможно, прежний жилец. Некоторое время Сеня стоит возле штор, как будто в самом деле прислушиваясь, пытаясь понять, есть ли за ними кто-нибудь.

Быстрый переход