Его первая молодость давно прошла, и времени на розовые мечтания, можно считать, не осталось, но все же… но все же!

Мечтать никому не запрещается, и та девушка, которая привязывала записки к перекати-полю, тоже, думалось ему, умела мечтать. Так что он просто поедет на север, останавливаясь где придется и поглядывая по сторонам. Если увидит одинокую хижину, где живет девушка, то все в порядке. Он ее сразу узнает.

Кон часто задавал себе вопрос: а как же она там живет одна? И в конце концов решил, что, наверное, она дочь какого-нибудь скотовода или фермера.

Допив кофе и рассовав по карманам деньги, заплаченные Тэем, не потрудившись пересчитать их, Конагер вышел во двор. Тэй проводил его до двери.

— Да черт возьми, парень! — На его лице было написано искреннее огорчение. — Ну зачем тебе скакать, задрав хвост, по всей стране? Ты можешь свить себе гнездо прямо здесь, часть моего ранчо тебе уже принадлежит.

— Я вернусь как-нибудь по весне, вместе с дикими гусями, — улыбнулся ковбой, садясь в седло.

Он помахал Леггету и Мак-Гиверну, который остался теперь один в бараке, потому что Юстон ушел еще раньше.

Прерия кажется зеленей вдали, чем вблизи. Наверное, оно всегда так.

Он не строил на свой счет иллюзий — твердолобый мужлан, как говорят, ни кожи ни рожи, да и от жизни кое-чего досталось. Его тело испещрено шрамами, и душа тоже. Только и осталось, что мальчишечья мечта о девушке, которую он встретит однажды, да мозоли от тяжкого труда.

Ничего не скажешь, хорош! — думал о себе Кон с горькой иронией. Вот великовозрастный чертов болван. Начитался Вальтера Скотта в желторотом детстве и туда же. Давным-давно пора перерасти всю эту чепуху.

С такими мыслями он ехал на север через прерию, в поисках ветра в поле. Он проверял каждый шар перекати-поля на своем пути, но записок не находил. Ночевал там, где заставала ночь.

Через неделю, так и не найдя ни одного послания, разозлился на себя и взял курс на Плазу. Там, в салуне Каллахана, встретил Чарли Мак-Клауда.

— Ставлю выпивку! — приветствовал его возница.

— Нет. Виски — бродильная жидкость. Выпьешь и начинаешь бродить туда-сюда и сшибать все на пути. Мы с тобой лучше возьмем пива и тихо посидим.

— Судя по тому, что рассказывал Смок Парнелл, ты и без виски все сшибаешь на пути.

— Что, видел его?

— Я его видел последний раз, когда он собирал вещички, чтобы ехать в Монтану. Он сказал, что порядочный бандит не может жить в одном штате с таким типом, как ты.

— Он крутой парень.

Мак-Клауд взглянул ему в лицо.

— Если не ошибаюсь, у тебя за седлом приторочено одеяло. Опять кочуешь?

— У меня лихорадка от перекати-поля.

— И у тебя тоже?

— Что значит «тоже»?

— Такое впечатление, что половина ковбоев в этом штате только тем и занимается, что гоняется за перекати-полем. Кто-то нашел в кусте записку, и пошло-поехало.

Конагер ощутил острое беспокойство.

— Записку? Какую еще записку?

— От какой-то девушки, живущей на севере — вероятней всего, на севере. Она пишет какие-то небольшие стишки или вроде того и привязывает их к перекати-полю. Чего только не придумаешь, когда слишком долго живешь один.

— Откуда известно, что она живет одна?

— Да у нее все записки об этом. Все ковбои к востоку отсюда бьются об заклад, толстушка она или худощавая, блондинка или брюнетка.

— Да у нее небось муж — косая сажень, — усмехнулся Конагер, стараясь скрыть свое разочарование. — Лучше бы ребятам угомониться.