– Ты посмел мне противоречить! – завопил волшебник. – Иначе ветер схватил бы проклятую девчонку и доставил бы ее мне. Этого я тебе никогда не забуду, можешь не сомневаться!

С этими словами Совартус оставил троих детей. В мыслях он уже перебирал новые способы достичь своей цели, бормоча на ходу:

– Где же, в конце концов, мой демон? Если он не в состоянии схватить девчонку, он должен, по крайней мере, следить за ней! А куда я дел мои метательные шары? Ах, черт! Чтоб Черные Души все побрали!..

Хижина служила для хранения и сушки мяса и рыбы. Она вовсе не предназначалась для того, чтобы быть убежищем человеку. Но здесь было сухо, хотя и тесновато. Конан стоял под потолочными полками, на которых коптили рыбу, и мрачно смотрел на Витариуса. Старик говорил:

– Я не знаю, кто послал наемных убийц, если они действительно были таковыми. Судя по отдельным их крикам, я предполагаю, что им было поручено не убить, а только поймать вас.

Конан тряхнул головой, отбрасывая с лица густые черные волосы.

– Звучит по‑идиотски, – заявил он. – В этих краях меня никто не знает. Стало быть, и оснований ловить меня тоже нет.

– Может быть, старый враг? – спросила Кинна. Она пыталась зажечь огарок свечи. Искры, как падающие звезды, вспыхивали в темноте.

– Большинство моих врагов мертвы, – ответил Конан. – А живые… Ни один из них не возьмет на себя труд гнаться за мной из тех мест, где мы стали врагами.

Одна из искр попала на фитиль, который на миг загорелся и тут же погас. Конану показалось, что он слышит, как Кинна ругается, но она говорила очень тихо, и он не разобрал ни слова.

Элдия машинально протянула к свече указательный палец. Фитиль запылал сам собой. В свете маленького огонька на потолке и стенах хижины заплясали тени.

– С чего ты думаешь начать? – спросила Кинна. Вместо того, чтобы смотреть на чудом загоревшуюся свечу, она смотрела на Конана.

Он размышлял о том, какие возможности для него существуют.^ тем, кто практикует магию, безразлично какую – черную, белую или еще какого‑нибудь цвета, киммериец испытывал стойкое недоверие. Лучше всего было бы покинуть этот город как можно скорее. Нумалия(столица Немедии) манила его. Любому идиоту ясно, что никаких богатств ему не видать, если он ввяжется в битвы с демонами и чародеями, не говоря уж о безвестных личностях, которым не лень было нанять шайку головорезов.

С другой стороны, Конан чувствовал, как в нем растет своего рода протест, – ведь ему посмели угрожать! Ну, у адского демона имеется причина для ненависти. Господину головорезов, которых он покрошил на куски, тоже есть о чем подумать. Но ведь Конан, в конце концов, вынужден был позаботиться о себе! Его вызвали на драку, его спровоцировали. Умный человек увидел бы здесь знак своих богов‑покровителей, недвусмысленный совет уносить отсюда ноги. Но киммериец далеко не всегда бывал столь умен. Конан жутко злился на тех, кто причинял ему столько неприятностей. Люди, почитающие своим богом Крома, никогда не празднуют труса. Кром был суровым богом и лишь немногое давал он людям; он был жесток, мрачен, он приносил смерть. И больше всего Кром ненавидел трусов. Он вливал мужество и волю в жилы человека, как только тот появлялся на свет. Если же воин бежит от опасности, безразлично какой, – Кром не станет ему помогать.

Конан посмотрел на трио возле свечи. Его целью была Немедия, это несомненно. И никакой волшебник не в силах его задержать. Но здесь у него оставалось еще несколько дел, и он не уедет, не разобравшись с ними.

Они ждали, что скажет Конан. Наконец он заговорил.

– Мне кажется, что мы связаны уже давным‑давно, – сказал киммериец ворчливо и обратил взгляд на Витариуса. – Я так понимаю, у вас имеется какой‑то план, как нам победить наших общих врагов.