Правда, разносил Шапшум и жрал стигийцев одного за другим, а я искал в развалинах сокровища.
– И нашел?
– Нашел.
– А куда они делись?
Конан пожал плечами и усмехнулся.
– Куда деваются все сокровища? В сундуки кабатчиков, как ведомо всем… Многое я пропил-прогулял в Аргосе да Шеме, но остатков хватило, чтоб снарядить судно да набрать на Барахах добрую команду… Только и корабль тот, и люди мои пошли на дно по воле злобного колдуна.
– Это какого же?
– Того, в чьи владения мы идем, – коротко ответил Конан. Ему не хотелось распространяться о цели их странствий. Зийна не бросила бы его даже на краю света, а Тампоате достаточно было слов старого Зартрикса: мол, помоги киммерийцу уничтожить зло, что затаилось на севере, в каменных башнях у берега моря. Хоть пикт и был любопытен словно сирюнч, но лишних вопросов не задавал.
За недолгие дни совместных странствий Конан к нему привязался. Прежде глядел он на пиктов сквозь прицел арбалета, либо ловил на копье, либо бил секирой; и мало с кем из них довелось ему обменяться словом. Теперь же пикт шел рядом с ним, и постепенно Конану открывалась душа лесного народа: источники их безумной отваги, их кодекс чести, их предания и обычаи, жестокие, но по-своему справедливые. Правда, Тампоата, сын Никатхи и киммерийской пленницы, являлся необычным пиктом: не угрюмым, как его сородичи, а веселым, не молчаливым, но скорее разговорчивым и любопытным. И он, безусловно, был куда более приятным спутником, чем сероликий Идрайн. Он был человеком!
Сейчас Тампоата толковал об оружии.
– Разве железный топор крепче каменного? – говорил он. – Попробуй, ударь железом по камню – только искры полетят! Так что в крепости они равны. Но железо надо достать из земли и, как говорят, долго калить в огне, а потом трудиться над ним с молотами и другими хитрыми штуками, что позволяют держать раскаленный клинок или топор, острить его край, проделывать в нужных местах дыры. С камнем все проще: нашел подходящий осколок, оббил его, заточил – вот тебе и секира! К тому же железо поедает ржавчина, а камень…
– Пока ржавчина сожрет клинок, им можно срубить много голов, – прервал пикта Конан, поглаживая рукоять зингарского меча. – А если ты мажешь сталь жиром, то ей никакая ржавчина не страшна.
– Жиром! – воскликнул Тампоата. – Жиром! Кормить мертвое железо добрым жиром, который можно съесть! Нет, это не для пиктов!
– Просто пикты прожорливы и ленивы, а потому не желают возиться с железом и выучить кузнечное ремесло.
– Пикты благородны и преданы обычаям старины! А в старину все делалось из камня.
– То время давно прошло.
– Ха! Для киммерийцев и прочих иноплеменников, не чтящих заветы Гулла, может и прошло! Но пикты живут по старым законам.
– Однако все остальные живут иначе. Пиктам хочется переупрямить весь мир?
– Пиктам нет дела до вашего мира!
Они заспорили: пикт горячился и сверкал глазами, доказывая преимущества каменных секир и копий с кремневыми наконечниками, Конан, усмехаясь, твердил свое. Наконец он остановился, вытянул руку к торчавшему слева огромному валуну и сказал:
– Видишь этот утес? Ставлю челюсть Крома против задницы Гулла, тебе не поразить его копьем! Слишком оно тяжело и неуклюже, и с пятидесяти локтей ты не попадешь даже в большой камень. |