Конечно, возлюбленный тоже являлся смертным, но он был великим героем, для которого открывалась дорога к бессмертию. Подобные избранники судьбы не должны умирать! Так считала Дайома, и она надеялась, что благостный Митра, светлый Ормазд и Изида, покровительница любящих, подарят ей возлюбленного киммерийца на долгие годы – или хотя бы на три-четыре столетия. Лишь бы он вернулся! Тут, на Острове Снов, смерть не властна над ним!

    Вздохнув, она отложила зеркало и принялась доставать из ларца магические предметы: жезл, чашу, браслет, нож и кусок бархата. Все эти вещи имели разный цвет, как и полагалось для задуманного ею колдовства; жезл был выточен из красного дерева, чаша сверкала полированными малахитовыми боками, золотой браслет символизировал желтое, нож из обсидиана казался лезвием тьмы, а синий бархат – клочком вечернего неба.

    Владычица кликнула служанок – Голубку, Белочку, Лисичку и остальных. Каждой она поручила нести один из колдовских амулетов, сама же взяла в руки зеркало; на лбу ее сверкал лунный камень. Неторопливо, торжественно, они миновали залу для пиршеств и подземный сад, потом поднялись по лестнице. Воины с лицами тигров и львов сопровождали их; один нес маленький резной столик из благовонного сандала.

    Б гроте, открытом морю и небу, царила тишина; лишь ласково шуршали волны, набегая на золотистый песок, да где-то вдали, за прибрежными скалами, раздавался птичий щебет. Повинуясь жесту Дайомы, воин опустил столик из сандала и шагнул обратно к дворцовым вратам – туда, где замер строй фигур в доспехах из черепашьих панцирей, украшенных перламутром. Блестящие секиры и трезубцы лежали на плечах стражей, знак луны сиял на их щитах.

    Владычица кивнула служанкам, и хоровод разноцветных одежд медленно закружился вокруг сандалового столика. Первая девушка расстелила на нем бархатную ткань; вторая поставила чашу, третья положила нож, четвертая – жезл, пятая – браслет. Закончив этот подготовительный ритуал, они отступили, и Владычица, сняв лунный камень на золотой цепочке, коснулась им поочередно чаши, ножа, жезла и браслета. Талисманы вспыхнули и засияли, каждый своим цветом, еще неярким, но готовым разгореться по первому же велению. Теперь Дайома разжала пальцы, и ее лунный камень скользнул в объятия синего бархата.

    Она простерла руки к столу и чуть слышно зашептала:

    Алый жезл,

    Черный нож,

    Зеленая чаша,

    Синий бархат.

    Белый камень,

    Желтый браслет!

    Слейтесь воедино!

    Слейтесь, соединитесь,

    Породите то, что я велю!

    Вспыхни, мост меж берегами!

    Вспыхни и соедини, потом – исчезни!

    Слова были просты, но в звуках их, и в их чередовании, и в голосе Дайомы таилась магическая сила – не та, что сотрясает землю и горы, но иная, производящая воздействия хрупкие, тонкие и невесомые, едва колеблющие мировой эфир. Ибо что может быть более тонким, более хрупким и невесомым, чем радуга?

    Красный луч протянулся от жезла и, частью смешавшись с черным, породил оранжевый цвет; чистые световые колонны, желтая и зеленая, вознеслись от браслета и чаши; испущенный же бархатом сияющий столб расщепился натрое: один луч был синим, а два других, соединившихся с белым и черным, блистали небесной голубизной и фиолетовыми гранями аметиста. Теперь над столом трепетал радужный стебель; он вытягивался вверх, в вечернее небо, все сильней и сильней изгибался к востоку, превращаясь в многоцветную высокую арку бесплотного моста.

    Дайома быстро подошла к столу, склонилась над ним; ее лицо окутывали яркие световые блики.