Действительно, тонкий кожаный мешок, связанный к его спине, был переполнен хитрыми устройствами, редкими ядами и травами, и несколькими живыми существами, все из которых несли смерть бесчисленными способами.

Возможно, он использовал бы для женщины белого вендийского скорпиона, но нет, у черепа змеи были преимущества. С помощью бамбуковой зембабвийской трубы он мог отправить отравленную иглу в шею женщины, в то время как она спала. Для такой цели он нес маленькую флягу своего самого смертельного яда: порошок от черного грибного кхитайского стебля, смешанного с ядом от императорской стигийской кобры. Проникновение той смеси было столь же смертельно как кинжал, погруженный в сердце жертвы. Женщина умерла бы через несколько тихих моментов, после которых он проколет ее лицо клыками черепа. Рана и труп раздуется, исказится, принимая облик, как зеркало похожий на нападение ядовитой гадюки. Конан и не заподозрил бы умышленного убийства.

Удовлетворенный своим планом, Тодж следовал по следам киммерийца и таинственной женщины. Эти двое уже скрылись с глаз, но по их следам оказалось легко следовать. Убийца переместился в седле, непривычном к его ощущениям.

Он продолжал свою оценку назойливой женщины. План держался на Конане и появление этой женщины не могло быть полезно для Тоджа. Сегодня вечером, он закончил бы ее вмешательство. Сегодня вечером она умерла бы.

В нескольких сотне лиг к югу от Кироса, река Стикс неторопливо текла мимо стигийского города Харахта, где темноватые лицом стигийцы, одетые в янтарно- цветные одежды, склонялись и напевал странные панихиды перед огромными идолами их Бога ястреба. Стражники Харахты не допускали иностранцев; даже стигийцев, просящих входа, без суровых расспросов, подобных острым ножам, подозревая в них шпионов. Многие были обысканы, и привратники Харахты отклоняли любого, кто не был набожным прихожанином Бога ястреба или Сета.

Это правило обрекало многих на смерть, поскольку отсутствовала любая вода, пригодная к питью и её отсутствие не могло быть заменено наличием вод оскверненного Стикса. И только одинокий оазис находился в пределах поездки дня от Харахта. Все старались избегать оазиса, даже страдающие от зноя, жажды с пересохшими, забитыми песком горлами, не омытыми водой несколько дней. Путешественники в той засушливой местности учитывали мрачные предупреждения, которые произносились шепотом только при свете дня. И ночью никто не смел говорить о том, что случалось с нарушителями в страшном Оазисе Каджар.

Их ждала учесть худшей судьбы, чем смерть от жажды…, намного хуже.

Toт-Амон, принц стигийских волшебников, сурово и резко расправлялся с теми, кто нарушил его границы. Много знающий об этих страшных последствиях, Teвек Тул, тем не менее, рискнул направить своих скелетных коней в оазис. Он не предчувствовал неизбежного столкновения. Teвек подозревал, что Toт-Амон уже чувствовал его приближение. Некромант ослабил свою волшебную власть над своим страшным караваном, позволяя ему как песку утечь между его пальцами.

Лошади и воины свалились на землю, превратившись в смешанные кучи костей.

Teвек глубоко выдохнул. Его голова немного побаливала от прерывания мысленных связей, созданных им со своими предметами, и он сделал паузу, позволив немного расслабиться. Оживление мертвецов и поддержка однажды установленных связей требовало не много энергии, но разрыв чар приводил к значительным потерям. Чем дольше каждый оставался в магической связи, тем больше напряжения вызывал их разрыв. Менее опытный был бы без сознания в течение дня. Однако Teвек едва почувствовал снижение глубокого источника некромантической энергии, которой он обладал.