— Ха! Таким образом, ты признаешься в своем явном злоупотреблением нашим доверием.

Генерал направился к ней. Конан подготовил себя к броску ей на помощь, и его рука отклонилась к рукоятке. Напряженная тишина висела в воздухе. Прежде, чем Кайланна могла выступить, Ригмус заговорил снова.

— В этом случае, я могу назвать свои условия для соревнования. Если мой чемпион победит, то ты будешь иметь удовольствие разделить со мной кровать сегодня вечером. — Он скривил свои заляпанные вином губы и захихикал с вожделением. — Конечно, если твой телохранитель победит, золото станет вашим.

Конан возмутился, но Кайланна поместила свою тонкую руку на его большое плечо и заговорила прежде, чем он мог выступить.

— Согласны, — ответила она, поскольку ее непокорный пристальный взгляд встретил свинские, замутнённые напитком глаза Ригмуса.

Генерал бросился вперед, хватая ее гибкое тело, покрывая своим большим туловищем, целуя в ее полные губы.

— Вкус радостей, которые ждут тебя, — произнёс он нечленораздельно, заглушая отрыжку. — Ты этой ночью — моя! Нет человека сильнее, чем Валег! Кайланна вырвалась из объятия Ригмуса и дала ему пощечину.

— Никакой человек не трогает меня так без моего согласия! Руки Конана сжались в кулаки. Ригмус отшатнулся, растирая толстыми пальцами красную, опухшую щеку.

— Нахальная шлюха! Когда Валег победит, и я привяжу тебя к своей кровати, ты будешь сожалеть об этом! В этот момент Ярл хотел вмешаться. Его рука дрожала, когда он вылил щедрую меру своего самого редкого, годами выдержанного гхазского вина в кубок генерала. Ригмус посмотрел с негодованием, но оказался довольным, позволив расслабиться без вопроса. Момент затаившей дыхание напряженности прошел.

Офицеры обменялись ставками, и даже возбужденный владелец гостиницы принял участие в действии. Из монет, на которые держали пари, меньшая груда была за киммерийца.

Гул стих, когда Конан и Валег наклонились вперед и подняли свои правые руки. Ярл хлопнул, начиная соревнование. Узлы мускулов слегка напряглись вдоль побронзовевшей от солнца руки Конана, и его жестокий облик выражал тот его аспект, который был более звериным, чем людским. Лицо Валега было лишено выражения. Он брюзжал, поскольку он сгибал свои пальцы, наименьшие из которых были более толстыми, чем большой палец Конана. Его рука, охватившая киммерийскую с сокрушающей кости силой, и его бицепс и предплечье, преодолевали сопротивление, подавляли силой. Суставы пальцев Конана громко трещали и его запястья склонялось, но он обладал нечеловеческими силами, позволяющими сопротивляться. Дыхание шипело между его сжатых зубов, когда он противодействовал сильному косаланцу. Он превосходил его только выносливостью. Валег обладал огромной силой, но Конан предполагал, что человек утомится скорее чем он, как случилось с Баал — Птеором. Внезапные проявления усилий просто разбились бы как волна на подобной скале руке Валега. Если он удержится, то может пережать косаланца.

— Валег! Валег! — Крики поддержки предназначались для человека генерала, и многие глаза мерцали в ожидании. Рука Конана начала склоняться. Иронические крики и оскорбления полетели в его адрес.

Валег проворчал и стол заскрипел под напряжением рук борцов. Тогда гигант преодолевал, дожимая руку Конана до предела широты пальца от поверхности стола. Низкое, звериное рычание вырвалось из горла киммерийца. Украшенный бисером пота, катящегося по его членам, дрожащим от напряжения, но внешность варвара не выражала ни страха, ни поражения.

Рычание Конана стало подобно реву дикого льва. Его запястье поднялось и вывернуло косаланца, дёрнув выше, потом вниз, разбивая о треснувшую доску.

Стол распался на куски, когда рука Валега ударила по нему. Поскольку дерево треснуло и раскололось, мешок золота упал к полу каскадом монет, хотя никто не предпринял достать их.