– Хватит, соколы мои! Хватит, смердящие потомки осла и свиньи! Хватит, я сказал! - Двигаясь по кругу, сердар не скупился на удары саблей. Бил он плашмя, но с большим умением и сноровкой, приговаривая: - Вас осталось семеро, храбрецы - столько, сколько мне и нужно. Семеро, не шестеро и не пятеро… И я не допущу, чтоб число это уменьшилось… Вы слышали, отродья шакала? - он хлестнул клинком иранистанца и шемита, вцепившихся друг другу в глотки. - Кто не охладит боевой пыл, удостоится плетей… да, плетей и клейма на лоб за непокорство… а еще, славные витязи, я вычту с каждого три золотых - ровно половину того, что вам предстоит получить.

    Последняя угроза возымела действие, руки иранистанца и шемита разомкнулись. Остальные, в том числе и Конан с Саледом, уже стояли спокойно, отдуваясь и вытирая кровь с оружия. Таглур приблизился к ним и, склонив голову к плечу, осмотрел обоих, словно сравнивая синеглазого северянина со степным богатырем.

    – Ты! - Он ткнул Конана кулаком в грудь. - Ты прикончил шестерых! Прикончил, сражаясь без доспехов, без сапог и даже… - сердар вновь оглядел киммерийца, - даже без штанов! Неплохо, клянусь мочой черного верблюда! Желал бы я знать, в какой стране рождаются такие волки!

    – На севере, достойный господин, - ответил Конан на туранском, - в Киммерии.

    Таглур надменно сощурился.

    – Э, да ты не говоришь на иранистани! Сущий дикарь, хоть и хороший боец! А скажи-ка мне, почитают ли в этой Киммерии светлого Митру?

    – Мы почитаем Крома, Владыку Могильных Курганов. Но никто не скажет худого слова и о Митре.

    – Еще бы! Митра велик, и лишь дикари, племя шакалов, могут верить в иных богов!

    Конан нахмурился, но ничего не сказал. Сердар же, потеряв к нему интерес, повернулся Саледу Алиаму.

    – Ты тоже убил шестерых, узкоглазый. Равный счет с этим северянином, и я не знаю, кому из вас присудить победу. Конечно, если б вы продолжили схватку… - Таглур задумчиво пригладил усы. - Нет, нельзя! Вы нужны мне, и я заполучу вас обоих! А награду поделю. Ты, - сардар кивнул бесстрастно взиравшему на него мунгану, - почитаешь ли светлого Митру?

    – Конечно, господин мой, - ответил Салед. - И светлого Митру, и Ормазда, и прекрасную Иштар, да не оставит она тебя своими милостями. Я почитаю всех великих богов, а о Кроме, владыке могильных червей, слыхом не слыхивал!

    – Эй! - Конан покрепче ухватился за секиру. - Не обижай моего Крома, если не хочешь прогуляться на Серые Равнины!

    – Молчать! - рявкнул Таглур. - Закрой свою волчью пасть, киммериец! Нет, открой, - добавил он спустя мгновение, - и скажи, как тебя зовут!

    – Конан, мой сердар. Конан-киммериец.

    – А тебя? - воевода уставился на рябого мунгана.

    – Салед Алиам, храбрейший господин. Я сражался в сотне битв и тысяче схваток, и мой меч никогда не прятался в ножны, не обагренный кровью врага.

    Таглур в раздумье покрутил усы. Два победителя и остальная пятерка - те, что остались в живых - терпеливо ждали. Кроме Конана и Саледа, в схватке уцелели два иранистанца, шемит, туранец и воин из Зембабве. Правда, у туранца отсекли ухо, а на груди негра багровела длинная царапина. Но то были мелочи - по сравнению с высокой честью служить в отряде Львов Таглура.

    Наконец сердар принял решение.

    – Ты, - он кивнул Конану, - получишь награду, что лежит на блюде.