– Таков обычай. Если хозяин пренебрег рабыней, дорога ей либо в море, либо в землю. Живой, - уточнил Таглур.

    Девушка, взвизгнув, повалилась Конану в ноги.

    – Возьми меня, добрый господин! Не гони, не отдавай никому! Я боюсь смерти! Я стану тебе верной служанкой, заботливой и покорной! И я совсем мало ем! Горсточку риса за целый день… даже половину горсточки… Только не отдавай меня! Я буду играть тебе на ситаре! Я буду услаждать тебя ночами! Я буду мыть твои ноги, расчесывать волосы, врачевать раны, чистить одежду!

    – Чистить пока нечего, - сказал Конан, приглядываясь к девушке повнимательней. Кожа у нее была цвета золота, а волосы черны, как ночное небо над просторами Западного океана. Когда-нибудь, мелькнуло у киммерийца в голове, она станет похожа на Белит… и ради Белит он должен помочь этой девчушке. Кроме того, Рана Риорда предсказал, что малышка сделается его спутницей, а раз так, то надо ли идти против судьбы?

    Вздохнув, Конан обхватил ладонями хрупкие плечи девушки и поднял ее.

    – Ладно, уттарийская принцесса… Как тебя зовут?

    – Я не принцесса… - огромные черные глаза смотрели на киммерийца с мольбой я надеждой. - Я Ния… Ния То Кама Суддакха Пра Бон… Цветок, Который Распускается в Полнолуние…

    – Надеюсь, это полнолуние наступит не скоро, - пробормотал Конан и повернулся к Таглуру. - Я беру ее. Нельзя топить цветы в море и зарывать в землю.

    – Мудрое решение! - губы сердара насмешливо скривились. - Ты, почитатель Крома, не так глуп, как кажешься. За этот цветок на рынках Базры дадут пять золотых… и я еще добавлю шесть, положенных тебе как Льву Таглура… А еще ты получишь резвого жеребца, доспех, оружие и одежду. Рассчитаешься из первой добычи.

    Киммериец кивнул и, еще раз оглядев свой приз, заметил:

    – Я не стану продавать девчонку. Будет одежда, будет и что ей чистить.

    – Ну, дело твое. Иди теперь в шатер из желтого шелка, к моему казначею, и там получишь все обещанное. Да не забудь оттиснуть палец под долговой записью!

    – Хоть всю пятерню! - сказал Конан.

    ***

    Суда, нанятые для перевозки Львов Таглура в Вендию, должны были выйти в море на следующий день, и у Конана оставалось не так много времени, чтобы спустить шесть золотых в кабаках Базры. Но он справился с этой задачей. К тому же золотые оказались иранистанской чеканки, рыбья чешуя, впятеро меньше полновесных дисков Турана, и Конан пропил их без всякого сожаления. Обстоятельства его переменились и это следовало отпраздновать. Еще вчера, нагой и голодный, он метался в стигийской мышеловке без всяких надежд обрести свободу, а сегодня, облаченный в шаровары, мягкие сапоги и кожаную подкольчужную безрукавку, опустошал винные запасы базрийских кабаков. Теперь у него были меч и щит, доспех и шлем, лук, колчан, быстрый жеребец, мешок с припасами и волшебная секира, сверкавшая за спиной. И еще - девчонка-рабыня.

    Конан вспомнил о ней лишь вечером, добравшись до своего шатра в стане Львов Таглура. Он рухнул на заботливо расстеленный плащ и довольно ухмыльнулся, когда Ния принялась стаскивать с него сапоги. Потом ее быстрые пальчики расстегнули пояс и устремились вниз, но тут Конан прихлопнул их широкой ладонью. Он был пьян, но не настолько, чтобы забавляться с малолеткой.

    – Кажется, полнолуние еще не наступило, - пробормотал он, стискивая в одной руке оба кулачка Нии.

    – Но господин мой… Почему ты пренебрегаешь своей рабыней?

    Она приникла бархатной щечкой к его щеке, потом поцеловала в губы - с горячностью, не искупавшей, однако, недостаток опыта.