Они двинулись меж пестрых торговых рядом, и вдруг над ухом Конана раздался клекочущий голос Рана Риорды.

    – Хорошо, что ты не оставил меня у этих приворотных стражей! Они, видно, не любят добрую сталь, если вооружились дурацкими палками!

    Конан остановился и, отвернувшись от своей спутницы, едва слышно пробормотал:

    – Ты что же, Рорта, понимаешь их речь?

    – Разумеется! - заметил дух секиры не без самодовольства. - Я понимаю всякую речь, что звучит от Западного океана до Восточного с сотворения мира!

    – Ну, тогда будешь говорить мне, о чем щебечут эти малыши, - Конан оглядел толпившийся вокруг народ. - Ведь кроме меня, никто не услышит твоих слов.

    – Не услышит, - подтвердил Рана Риорда.

    – И первым делом скажи-ка мне, как нам всем проникнуть в город. Не хотелось бы расставаться с тобой, Рорта.

    – Пустяковая задачка! У тебя есть деньги?

    – Да, две монеты серебром.

    – Ну, так купи мешок побольше и спрячь меня!

    Неоходимое вскоре сыскалось - у торговца музыкальными инструментами. С помощью Нии Конан приобрел длинный и широкий чехол, тут же упрятав в него и свой топор, и ситар своей невольницы. Хоть секира и была огромной величины, но ситар оказался все же подлиннее - его гриф высовывался из мешка на целую ладонь. Отличная маскировка, подумал Конан, приближаясь к восточному проходу. Над аркой его висели фонарики пурпурного и красного цветов, а тянувшая за проходом улица была прикрыта от солнечных лучей балдахином из алого шелка.

    На сей раз их пропустили без всяких возражений, посчитав, видимо, бродячими музыкантами. Конан зашагал по улице, залитой розовым солнечным светом, профмльтрованным через алый шелк, оглядываясь по сторонам и дивясь; Ния торопливо семенила за ним, то и дело давая пояснения. Уттарийцы, и мужчины, и женщины, носили длинные, до середины икр, одеяния, называемые сарангами; у людей простых они были белыми, синими либо красными, знатных же отличала особая нежность расцветки - персиковая, нефритовая, лазурная, палевая - и богатая вышивка по подолу и вокруг ворота. Простонародье щеголяло в шляпах кан'мо из золотистой соломки, знатные же прикрывали лица большими веерами и носили головные уборы из негнущегося шелка, украшенные колокольчиками - чем больше бубенцов их и чем роскошнее веер, тем человек знатнее. Ни лошадей либо ослов с повозками, ни паланкинов на улицах Прадешхана не было; жители передвигались пешком и в легких изящных креслицах на больших колесах, которые резво катили крепкие коренастые парни в одних набедренных повязках. Кресла сии и запряженные в них люди назывались, как сообщила Ния, рик'ша, и были единственным разрешенным в городе средством транспорта. Даже сама раджасса, прекрасная Оми Тана Арьяда, Благоухающая Ночная Лилия, отправлялась из дворца до городских стен в такой же рик'ша, и лишь за городом пересаживалась в коляску, запряженную лошадьми. И немудрено: улицы, вымощенные разцветными деревянными плашками, совсем не подходили для конских копыт.

    Вскоре Конан и Ния добрались до центральной площади, где стоял дворец раджассы - воздушное сооружение из резного дерева, инкрустированого квадратными, круглыми и треугольными пластинками фаянса с росписями и иероглифами, символизирующими тысячу добрых пожеланий. В середине его высилась круглая и широкая башня под кровлей с изящно загнутыми вверх углами, с круговым же балконом и колоннами из сандала; ее окружали башенки поменьше, с узкими окнами, украшенными шелковыми полотнищами, что свисали с подоконников словно разноцветные язычки.