– Это сан-па, - сказала она с благоговением, выслушав несколько фраз сановника. - Сан-па, который управляет Прадешханом.

    – А я думал, что тут властвует раджасса, - сказал Конан.

    – Да, властвует, но разве ее дело заботиться о порядке и законах, о податях и наказаниях, о торговле и кораблях, о городских улицах и гавани, и о тысяче других дел? - возразила девочка. - Раджасса только повелевает, устраивает праздники и награждает, а обо все прочем заботится сан-па.

    Конан с любопытством уставился на вельможу. Был он стар, с благородным лицом фарфоровой белизны и длинной узкой бородкой, что свешивалась до пояса; у полей его шляпы позванивало два десятка серебряных колокольчиков, у пояса висел веер размером в полтора локтя. Плавные жесты и гладкая речь обличали опытного оратора, а глаза, еще не потерявшие молодого блеска, явно принадлежали человеку любознательному и чуждому высокомерия. Не прекращая говорить, сан-па взглянул на киммерийца, стоявшего шагах в двадцати от террасы, и в зрачках его промелькнуло удивление: вероятно, в Прадешхане мужчину такого роста и телосложения видели не часто.

    Ния, порозовев, слушала сановника, и Конан, не желая ее отвлекать, хлопнул ладонью по мешку.

    – Эй, Рорта! Ты что, уснул? О чем толкует этот старик?

    – О неинтересном, - кратко и непонятно ответил дух.

    – Кром! Тебе не интересно, ржавый топор, а я хотел бы послушать. Переводи!

    – Состязание у них тут.

    – Состязание? На мечах, копьях и секирах? Или стрельбы? Иди бьются врукопашную? Или на конях?

    – Ни славы тебе, ни крови мне здесь не заработать, потомок Гидаллы, - прохрипел призрак. - Это тао-ли-ма, состязание быстрых умов и золотых уст, как сказал седобородый. Словом, певцы-поэты будут перетягивать канат перед местной владычицей. Только и дела!

    Услыхав, о чем идет речь, Конан потерял всякий интерес и к словам сан-па, и к нему самому. Он собирался двинуться дальше, но тут престарелый сановник, закончив говорить, быстро спустился по лестнице и, призывно размахивая веером, направился прямиком к нему.

    – Чи че-ла? - тонким голосом произнес старец. - Уттарани, кхитани, вендани, иранистани, турани?

    – Турани, - ответил Конан, и вельможа сразу перешел на туранский. Говорил он чисто и отчетливо, а серебряные колокольцы на шляпе позванивали в такт словам.

    – Я вижу, ты из далеких краев, почтенный чужеземец.

    – Из очень далеких, - подтвердил киммериец.

    – И еще я вижу, что из твоего мешка выглядывает ситар. Мешок же твой весьма велик и увесист.

    – У меня там два инструмента, - заметил Конан, - и каждай хорош на свой лад.

    – О! Хвала Лакшми, я не ошибся! Ты, видно, отличный музыкант и поэт!

    – На одном из своих инструментов я и в самом деле играю неплохо, - подтвердил Конан.