Но с недавних пор она стала спокойней. Сегодня, в тихий летний вечер, она стояла у окна, глядя в чудесное и спокойное звездное небо, и думала о том, какие новые испытания уготовлены судьбой ее супругу - а значит, и ей самой, и ее сыну. Конан рассказывал немногое, но она чувствовала сердцем, как всякая любящая женщина, что обычное течение жизни нарушилось чем-то или кем-то, или вскоре нарушится, и вновь наступит странное время томления, беспокойства и недоговоренности. И еще она чувствовала, что Конан войдет сейчас в ее опочивальню.

    Верно! Двери приоткрылись, и в проеме возникла огромная могучая фигура короля. Он сунул голову внутрь, вытянул шею, пытаясь, кажется, разглядеть ее ложе… Зенобия тихонько рассмеялась. Сейчас великий воин и властелин был похож на дитя, на их Конна, высматривающего на столе сладкое печенье.

    – Ты не спишь, моя красавица? - мягкими шагами король приблизился к ней, бросил в кресло перевязь с мечом, прикоснулся легонько к лицу Зенобии шершавыми подушечками пальцев. - Кром! Ты не спишь, мечтаешь и ждешь меня… А-то я боялся тебя разбудить!

    Зенобия всем телом прижалась к нему.

    – Посмотри, какая ночь, мой повелитель… Звезды, луна… Глаза владычицы Иштар, что смотрят на нас…

    – Ночь как ночь, - бросив взгляд в окно, пожал плечами король. - Звезд многовато, это точно. Иштар, как все женщины, слишком любопытна, моя милая!

    Она улыбнулась, приподнялась на цыпочки и заглянула ему в глаза. И в них Зенобия увидела тревогу, так похожую на ее собственную, что сердце королевы сжалось в крошечный комок. Она редко спрашивала его о том, чего он не желал говорить, но сейчас слова вырвались сами собой:

    – Что-то случилось, мой владыка? Ты встревожен?

    Он сморщился.

    – Кром! Как тебе сказать… Эти послы… Сегодня я принял их: глупца из Кофа, гордеца из Зингары, велеречивую змею из Офира, аргосского щеголя, толстого шемита и тощего кхитайца. Долго же им пришлось стоять на ногах и выпытывать у меня, кто будет проглочен первым! Но они не узнали ничего! Впрочем, не это меня встревожило, нет… - Он резко повел рукой, словно отметая дневные заботы. - К Нергалу! Не хочу говорить об этих змеях и крысах! Я уже лег, но постель моя была холодной… Кром! Твоя теплее! И ты все равно не спишь, а?

    Зенобия вздохнула: и облегчение, и сожаление были в этом вздохе. Она не узнала истинной причины его тревог, хоть догадывалась о ней, зато еще раз убедилась в его любви. Склонив голову на грудь мужа, королева несколько мгновений слушала мерный могучий стук его сердца. Казалось, он был совершенно спокоен, но Зенобия знала, что это не так; напротив, теперь она уверилась, что его гнетет какая-то тревога. Что было причиной этого беспокойства? Мысли о предстоящем походе? Думы о ней, о Конне, об их судьбе? Или он тревожился за свой амулет, хранимый чарами, замками и бдительной охраной?

    И не только этим, сказала она себе, улыбнулась и плотней прижалась к груди супруга, словно желая таким образом принять на себя часть его забот. Потом тихо прошептала:

    – Я люблю…

    – Что? Что ты сказала? - наклонился к ней Конан. - Что-то насчет любви? Ну, так я готов, моя красавица!

    Он легко подхватил ее на руки и понес на широкое ложе, устланное роскошными тканями, легким, как пух, кхитайским шелком, и полупрозоачным бритунским полотном, и гиперборейскими мехами. И там, задыхаясь и кусая губы, она многократно повторила ему свое "люблю" - в последний раз уже перед рассветом, в изнеможении, прикрывая потяжелевшие веки.