— Отец умер, — тихо сказал Вуйко и такая уверенность была в его голосе, что Брикций содрогнулся.

— Что ты! Нет… Тебе приснилось…

— Я знаю. Его убили. Я видел, как… И они только что приходили ко мне. Отец и мама. Вместе. Отец рад, что его убили. Он может теперь быть с мамой навсегда… Мама поцеловала меня, — он замолчал, глядя перед собой страшными, пустыми глазами. Брикцию стало вдруг холодно от этого взгляда.

— Здесь никого не было, — прошептал Брикций, чувствуя себя трусом и глупцом.

Руку Брану перевязали и наложили берестяной лубок. Тела убитых оттащили на задний двор, завтра сожгут прилюдно, чтобы больше не встали, не убежали бы в Лес серыми волками!

Князь молчал. Ему было страшно. Молчали и воеводы, в растерянности толпившиеся вокруг. Им было стыдно… Такого позора, как сегодня, не случалось в Будинее испокон веков! Оскорбить святость поединка… Нанести удар из-за спины… Перебить послов, пришедших говорить о мире! Воеводам было очень стыдно… И страшно! Теперь уже войны с Лесом не избежать. И это будет жестокая война, до последнего человека, до последней капли крови, до последнего дерева… Победа или смерть! Воеводам было страшно… Ведь древняя Правда была не на их стороне!

Глава двенадцатая

Неподвижно и прямо, словно каменное изваяние, сидела княжна Фрерона на троне своего отца. Бледное лицо застыло маской глубокой скорби, и ни одной слезы не упало из ее глаз с того страшного мгновения, когда посланец из внешнего мира принес свиток-письмо от князя Брана с извещением о гибели лесного посольства и пленении Бранко. Князь Бран требовал выдачи всех изменников и бунтовщиков во главе с Конаном и обещал быть милосердным, если его войска без боя войдут в Великий Лес. Посланец князя, ратник в алом плаще, стоял на коленях перед троном лесных князей: он отказался вернуться к своему войску, попросил убежища в Лесу и рассказал правду о гибели Фредегара и о кровавой резне во дворе княжьего терема. Склонив обнаженные головы, стояли перед княжной члены Малого Совета, главы крупнейших родов, а чуть в стороне — те самые «бунтовщики и предатели», чьей выдачи добивался князь Бран: сотники и командиры, ушедшие вслед за Бранко в Лес вместе со своими сотнями и отрядами, и среди них — друг княжича, Изок, и предводитель наемников, Конан из Киммерии. На поляне, перед дворцом лесных князей, также в молчании и с непокрытыми головами стояли воины Леса, ратники княжича, наемники… Они ждали. Ждали, когда выйдет княжна на высокое крыльцо и объявит о своем решении, и отдаст приказ. Хотя они уже заранее знали, каким это решение будет — потому что другого и быть не могло! Не отступать. Не сдаваться. Сражаться до последнего за свой лесной дом.

Ратникам княжича было тяжелее всего: если их выдадут — то погибнуть от рук своих же, бывших друзей и соседей, а если придется сражаться — и того хуже, ведь этих же самых друзей и соседей убивать придется… Но никто не роптал, никто не лелеял тайной мысли прийти с повинной головой к князю Брану, сдаться на его милость. Все жалели Бранко… И Фредегара. Все они были воины — хоть и не участвовавшие прежде ни в единой сече — но все равно: немыслимым казалось им отныне состоять на службе у человека, нарушившего правила честного поединка и уничтожившего мирное посольство!

Воины Конана скорбели об Иссахаре. А Брикций — еще и о друге своем, так странно обретенном и так быстро ушедшем. Забыв о свежих еще ранах, он пришел сюда, на поляну, с мечом у пояса, с луком и полным колчаном за спиной, готовый к битве, готовый погибнуть, но отомстить! Рядом с Брикцием стоял Вуйко с широким охотничьим ножом на поясе. У Брикция язык не повернулся велеть мальчишке остаться дома… Да и какое право он имел запрещать? Да и какой смысл имели бы запреты? Каждый в Великом Лесу чувствовал на себе дыхание смерти, и каждый, кто мог держать в руках оружие, готов был сражаться за жизнь.