Я молчала, ожидая, что он еще скажет.

— Я хочу, чтобы вы знали правду.

— Я тоже всегда предпочитаю правду прежде всего.

Он помедлил немного, потом произнес решительно:

— Так вот, это все ложь, чистая ложь с начала до конца.

— Что именно? — спросила я.

— Все, — повторил он. Снова помедлил, как бы стараясь набраться сил. — Думаете, он не знал про все эти письма?

— Кто «он»?

— Отец, кто же еще?

— Стало быть, знал?

Смуглое, хорошо освещенное светом торшера лицо Олега чуть скривилось.

— Еще бы! Не только знал, а, если хотите, все эти письма про замечательную, превосходную, великолепную семью Праховых написаны, так сказать, под его руководством!

— Не может быть, — сказала я.

— Может, — убежденно повторил Олег. — Очень даже может быть!

— Значит, он что, инспирировал все эти письма?

— Инспирировал? — спросил Олег, с некоторым усилием произнося незнакомое слово. — Что это значит?

— Одним словом, руководил, вдохновлял, так, что ли?

— Вот именно, — подхватил Олег. — Так оно и есть. Знаете, как он все это делает? Само собой, прочитал об этом конкурсе в вашей газете, и уже тогда, когда прочитал, у него был создан целый план действий. Да, не смейтесь, именно план действий!

Я вовсе не смеялась, мне и в самом деле было далеко не до смеха.

— Он же завуч, как вы знаете, и от него что-то зависит, отношение педагогов к ученикам, отметки, аттестаты и все такое прочее. И вот, таким вот образом, отец вызывал к себе родителей некоторых учеников, само собой, не тех, кто хорошо учился, а других, похуже, и говорил: «Почему бы вам не написать о нашей семье в центральную газету? Вы знаете о том, что в такой-то московской газете объявлен конкурс «Лучший человек, которого я знал», а вы возьмите да и напишите о лучшей семье нашего города». И начинал восхвалять себя, и маму, и всех нас. Говорил, что семья и вправду необыкновенная, что мы являемся полезными, очень нужными членами общества, что на нас равняются многие, что мы пример для всех остальных жителей, и много еще всякого он говорил.

— Кому же он так говорил? — спросила я.

— Не всем, конечно, а выборочно. Например, тем родителям, у которых ребята плохо учатся, или родителям детей из маминого детского сада…

— Вот как? — сказала я.

— Он одной матери так прямо и сказал, я сам однажды слышал: хотите, чтобы к вашему ребенку относились лучше, чем ко всем остальным, напишите письмо в редакцию…

— И она написала?

— А как же. Сперва, правда, все отнекивалась, не знаю, как писать да что, но он взял да и продиктовал ей, что следует писать…

Олег усмехнулся:

— Смешно, честное слово! Диктант на дому…

— Нет, — сказала я. — Совсем не смешно.

— И за старуху Бобылеву он тоже сам написал, — сказал Олег. — Потом уже она переписала все, как есть.

— За кого?

— За Бобылеву Веру Максимовну, может быть, помните, она писала о том, что Праховы посылают посылки с яблоками из своего сада в детские дома?

— Да, помню.

В этот миг мне даже вспомнился конверт, в котором было письмо, самодельный, из коричневой бумаги, склеенный по краям. Вспомнился и почерк Бобылевой, длинные буквы, слегка сползающие вбок.

— Все вранье, что вы записали, все, с самого начала до конца, — продолжал Олег.