— В странных местах прячут ваши гости жевательную резинку, — заметил он.

— Я бы хотела когда-нибудь вылепить ваши руки, — сказала Клэр.

— А чем вам мое лицо не нравится?

— Нет, оно тоже очень интересное. Но для бюста надо долго позировать, а вы не усидите.

— Когда я покончу с этим делом, я хоть месяц готов сидеть как прикованный.

— Я думала, оно уже кончено.

— Помилуйте, только начинается. Человека, по описанию похожего на Киприана Глида, видели выходящим из здания сразу после убийства. Предположим, мы его арестуем и выставим для опознания рядом с пятью другими людьми, одетыми в пальто с начесом и большие темные шляпы…

— Бородатыми, — добавил Найджел.

— Ладно. Можем раздобыть для них и фальшивые бороды. И вы думаете, что эта дурочка Сьюзен Джонс на него покажет? Разве что чудом. А чудес не бывает, во всяком случае со мной.

— Значит, вы уверены, что это он? — спросил Найджел. — А страница, вложенная в автобиографию?

— Бог с вами, мистер Стрейнджуэйз, на мой взгляд, это — самая сильная улика против него. Хотя прокурор на нее и смотреть не захочет. Вы пошли по неверному следу. Все очень просто. Глиду позарез нужны деньги, и он ненавидит мать. Когда мы в первый раз встретились, он притворился, будто не знает, что она не оставила завещания. Но он мог прекрасно знать, что завещания нет. Ну вот. Значит, она умрет, не оставив никаких распоряжений. А он то и дело забегал к ней в издательство и имел сколько угодно возможностей заглянуть к ней в ее рукопись. Там есть страница, где сказано прямо или намеком, что до брака с отцом Глида у нее был ребенок от другого человека. Из этой страницы могло быть не ясно, что ребенок был внебрачный. Правда, это не имеет большого значения — последний ваш разговор с ним показал, что Глид не разбирается в юридических делах. Он не знал, что внебрачный ребенок не имеет никаких прав, если существуют законные дети. Страница, которую он напечатал после убийства матери, подложена в рукопись для того, чтобы власти не стали искать каких-нибудь других родственников.

— Да, — медленно произнес Найджел, — звучит вполне убедительно. Но вы забываете, что еще сделал убийца с рукописью.

— Ничего я не забываю, — живо возразил Райт. — Вы подразумеваете стертое «Л». Представьте себе, что вы — Глид. Вы убили свою мать, вытащили опасную для вас страницу и заменили ее другой, которую только что напечатали. Перелистываете еще несколько страниц, и вдруг в глаза вам бросается ваш собственный инициал!

— Но…

— В таком состоянии он вполне мог принять его за свой. Он чертовски торопится, ему некогда разглядывать букву. Она стоит перед глазами, растет, указывает на него, как перст убитой матери. И он спешит ее стереть.

— У вас необычайно развито воображение, инспектор, — поежившись, сказала Клэр.

— Да, — сказал Найджел. — О такой возможности я не подумал.

Инспектор Райт изложил им свои ближайшие намерения. За Киприаном Глидом неусыпно следят. Сегодня днем Райт снова его допрашивал, но не упомянул о показаниях Сьюзен Джонс. Глид отрицал, что недавно купил пальто с начесом или саквояж. Люди Райта, вооруженные фотографией Глида, сделают все возможное, чтобы обнаружить покупателя этих предметов и опасной бритвы. Обращение к лондонцам пока не дало результатов, однако теперь показания Сьюзен Джонс позволяют намного точнее определить время убийства, и в новом обращении, которое появится завтра, будет сказано, что преступник, вероятно, бросил свой саквояж с Хангерфордского моста около 5.