Изменить размер шрифта - +

По ночам, прежде чем заснуть, он подолгу размышлял о поразительной перемене, произошедшей в его душе и внезапно словно открывшей ему глаза на смысл жизни.

Так, вместе с восстанавливающимся здоровьем, приходила к нему душевная зрелость. Перебирая в памяти свое прошлое, Мишкин теперь уже стыдился многого, что совсем еще недавно казалось ему молодеческим и красивым. Ему стало понятно, что подлинное счастье — в правильной личной жизни, в сознательной борьбе, в преданности своей родине и верности своей любви.

Он ненавидел немцев и раньше. Он скорее чувствовал, нежели понимал, что они — его заклятые, смертельные враги, что с ними надо всеми силами бороться, что их надо истреблять. И он честно боролся, честно истреблял врагов. Теперь же он не только чувствовал, но и ясно понимал, как необходима эта борьба, как священна эта ненависть. Он знал, что немцы стоят на пути его счастья, счастья Гали, счастья его народа; что до победы над немцами не будет счастья, а значит, не будет и жизни, ибо что стоит жизнь без счастья? Может ли она считаться жизнью?

Так размышлял Мишкин. Так приходило к нему вместе с физическим и нравственное выздоровление.

 

 

* * *

 

А через два месяца грянули морозы, стали реки, дороги замело снежными сугробами; по утрам дымились инеем леса, по ночам протяжно пели вьюги — пришла зима.

Немцы в Энске зарылись в домах, как кроты. Они боялись высунуть нос на мороз и опасались выезжать за город в эти хмурые и опасные леса», в эти не понятные им, необъятные снежные пространства захваченной, но непокоренной земли.

Однажды вечером командир отряда вызвал к себе «графа» и сказал, что надо пробраться в город, разузнать, как идут там дела и каков численностью немецкий гарнизон. Командир больше ничего не сказал, но по особой сосредоточенности его лица и сухости тона «граф» понял, что это — не обычная разведка, и что назревают большие события.

Командир приказал «графу» отправиться в город вместе с Галей, которую знали на подпольной явке.

— Долго там не задерживайтесь, — сказал командир на прощанье. — А главное — не лезьте на рожон.

Выйдя из командирской землянки, «граф» пошел к Гале и перепал ей полученное приказание. Он был уже совсем здоров и спокойно мог отправиться в далекий путь

На рассвете Галя и «граф» вышли на лыжах из леса.

Фиолетовая дымка стлалась над заснеженными полями, предвещая солнечное и морозное утро. Галя и «граф» летели по крепкому насту, быстро оставляя за собою километры пути. Изредка «граф», шедший впереди, оборачивался к следовавшей за ним девушке и спрашивал, не устала ли она.

Часа через три они подошли к городу. Огромное солнце медленно поднималось из-за кромки горизонта, окрашивая поля в причудливые, фантастические тона.

Там и сям темнели перелески — словно догоревшая ночь еще цеплялась за них. «Граф» решил подойти к городу со стороны Зеленой Горы. Галя согласилась с его решением. Они сделали последнюю остановку и передохнули несколько минут.

— Ну, двинулись, — сказан наконец «граф» и пошел вперед.

Галя тронулась за ним.

Вскоре они достигли Зеленой Горы. Знакомая с детских лет, прекрасная картина широко раскинулась перед ними. Справа, примкнув к подножью горы, безмятежно дремал городок. Слева, за снежной гладью озера, тянулись бескрайние поля, синевато-розовые просторы которых уже «искрились в первых солнечных лучах. День еще не настал как следует, а трубы на крышах уже дымились, и в тишине морозного утра ленивые столбы дыма стояли неподвижно, словно нарисованные на голубом полотне неба.

«Граф» огляделся вокруг, как бы стремясь вобрать в себя эти просторы, весь этот мирный пейзаж.

Быстрый переход