Он пошел по дорожке, держа винтовку в свободно опущенной правой руке. Женщина, возможно, вооружена, мелькнула мысль. Впрочем, это не важно. Женщины безнадежно бездарны в обращении с оружием. Никакой угрозы она представлять не может. И состязания не получится.

Немного не доходя до тела молодого белого, он сошел с дорожки и по прямой направился к огромному камню. Он двигался совершенно бесшумно по хорошо подстриженной траве, а дойдя до камня, он остановился и прислушался. Дыхание ее было слышно очень отчетливо, и он слегка улыбнулся.

Он нагнулся и поднял с земли маленький камешек, мокрый от влажного ветра с Тихого океана. Он бесшумно сдвинулся вправо, к той стороне камня, которая была ближе к дорожке, и перекинул камешек через глыбу.

Камешек с легким шелестом пролетел сквозь цветущий куст азалии. И сразу же Хамута сдвинулся еще вправо и обогнул камень.

Его встретила спина Памелы Трашвелл. Памела была готова выстрелить, но смотрела не на Хамуту, а в противоположную сторону, туда, откуда донесся звук падения камешка. Не успела она и шевельнуться, как Хамута шагнул к ней и выбил из рук пистолет.

Она развернулась и увидела элегантно одетого невысокого человека с винтовкой в руках. Он улыбался ей.

– Это еще что за гомик? – спросила она.

Хамута снова улыбнулся, услышав ее шершавый британский акцент. Что ж, женщина, похоже, боевая, и это хорошо. Это может компенсировать ту скуку, которую пока принес ему этот день.

– Я дам тебе шанс спасти свою жизнь, – произнес Хамута. – Можешь бежать.

– И получить пулю в спину?

– Я не стану стрелять, пока ты не отбежишь минимум на двадцать пять ярдов, – сказал Хамута. – Даю тебе двадцать пять ярдов форы. – Он опять улыбнулся. – Мы же оба британцы.

– Нет.

– Тогда я пристрелю тебя прямо здесь.

Глаза Памелы косили туда, где лежал ее пистолет.

– Ты его не успеешь поднять – я выстрелю раньше, – предупредил ее Хамута.

Он отошел чуть чуть назад и теперь стоял в пяти футах от нее, чтобы она не могла ненароком дернуться и дотянуться до винтовки раньше, чем он выстрелит и пуля воткнется ей в мозг.

Памелу объял внезапный приступ страха. Казалось, она никак не может решиться – бежать ей или рискнуть и броситься за пистолетом в надежде, что ей повезет и она убьет этого типа раньше, чем он ее. Казалось, Хамута читает ее мысли. Он сказал:

– Беги, и у тебя есть шанс. Слабый шанс, но все таки шанс. Попробуй достать пистолет, и шансов у тебя никаких. А теперь беги.

И тут раздался другой голос, прозвеневший над лужайкой. Он донесся сзади.

– Не так скоро, масляная задница.

Хамута резко развернулся. На дорожке, всего в каких нибудь пятнадцати футах, стоял Римо и в упор смотрел на него. Глаза у молодого американца были темные, взгляд холодный, а удлиняющиеся вечерние тени расчертили его лицо на угловатые грани.

У Хамуты от удивления отвисла челюсть.

– Как? Откуда ты? – спросил он скорее самого себя, чем Римо.

– У меня царапины быстро заживают. С детства так было. Памела, это тот голос?

Она онемела – так потрясена она была, что язык ей не повиновался.

– Я спросил, это тот голос? – повторил Римо.

– Нет, – наконец прохрипела она.

– Я так и думал, О'кей. Где Бьюэлл? – обратился Римо к человеку в костюме тройке.

Хамута уже пришел в себя.