|
Женщина, которая заменила Марусе мать. – Это я ее выпустил, – высунулся откуда-то из-за его плеча старичок с длинными седыми волосами, – я выпустил ее и других заложников, господин русский! Запомните старого Ганса Хоссбаха, прошу вас! Но Андрей не слушал его. Он не мог оторвать глаз от Марго. – Не смотри на меня, – попросила она. Гумилев забрал у нее электромагнитную пушку и направил ее на Катарину. – Кончай с ней, Андрей Львович, – крикнул сверху Свиридов. Андрей медлил. – Что же ты? – спросила с издевкой Катарина. – Стреляй, герой! – Не делай глупостей, и я оставлю тебе жизнь, – устало выдохнул он. – Я бы тебе не оставила! – Не сомневаюсь. – Андрей обернулся к Хоссбаху: – Возьмите трех-четырех надежных людей, свяжите оберлейтенанта фон Белов и заприте ее в карцере. – Слушаюсь, господин русский! – бодро отозвался Хоссбах. Катарина отвернулась, словно пыталась спрятать от него глаза. И хотя это было невероятным, Андрею показалось, что в глазах девушки блестели слезы. Катарину поволокли прочь. Только сейчас Гумилев заметил, что кроме Марго к их команде присоединились и другие пленники. Боря Гордеев поддерживал шатающегося от слабости Арсения Ковалева. – Узнаю Андрея Львовича! – с восторгом воскликнул Боря Гордеев. Если Марго очень похудела, то он был вообще похож на узника Освенцима, но держался бодро. – Я же говорил тебе, Сеня, что Андрей Львович вернется и всех нас спасет! Покачивающийся от слабости Арсений Ковалев молча щурился на свет, как человек, которого долго держали в темном погребе. – Благодарить будете потом, – сказал Гумилев, чувствуя себя не в своей тарелке. – А сейчас пора выбираться отсюда. Высоко в небе над 85-й параллелью пульсировал фиолетовым грозным светом набирающий силу плазмоид. Лотар Эйзентрегер внимательно следил за картинкой с веб-камеры, установленной напротив Букингемского дворца. – Долго еще ждать? – спросил он Чена. Китаец бросил быстрый взгляд на монитор. – Восемьдесят процентов от расчетной мощности заряда. Еще минут пятнадцать. – Что ж, живите пока, – усмехнулся Эйзентрегер, постучав пальцем по своему экрану. – А ведь здорово чувствовать себя богом, верно? – Полагаю, да, – ответил Чен, занятый какими-то своими мыслями. – Но и боги, в конце концов, лишь слепые исполнители воли Рока. Так, по крайней мере, считали древние греки. – Классическая философия, – фыркнул Эйзентрегер. – Никогда ее не любил. Он подошел к кофеварке и налил себе очередную чашку кофе – двадцатую за последние сутки. – Девяносто девять процентов от расчетной мощности, – сказал Чен через некоторое время. – Готовьтесь стать богом, полковник. Палец Эйзентрегера навис над кнопкой. – Сто процентов. Сожгите их, Лотар. – Отправляйтесь в ад! – прорычал полковник, вжимая кнопку в пульт. Его взгляд был прикован к картинке на экране. – Ну, сейчас… давай же, чертов плазмоид, спали этот проклятый город вместе со старухой-королевой! Но на экране не происходило ничего особенного. Кружились над крышами Букингемского дворца голуби, стояли у ворот уэльские гвардейцы в высоких медвежьих шапках, медленно проехал двухэтажный лондонский автобус. – Что-то не сработало? – забеспокоился Эйзентрегер. Чен подошел к нему со спины, заглянул через плечо, полюбовался на картинку осеннего Лондона. – Да нет, все нормально, полковник. Вы только что уничтожили базу «Туле». – Папа, – Маруся сидела на руках Андрея, обняв его за шею, – папочка… папулечка… – Маруська… Девочка моя. |
