|
Колонки на экране вновь принялись быстро сменять друг друга, но Эйзентрегер этого уже не видел – он вернулся к своей черной кнопке. – Излучатели готовы, – сказал у него в наушниках голос Юргена Хольта. – Готовность ноль. – Отойдите, парни, – буркнул Эйзентрегер. – Я запускаю эту адскую машинку. Он нажал на кнопку. Где-то тихо загудели генераторы. Чен удовлетворенно откинулся на спинку своего кресла. Далеко от Гаконы – но все же гораздо ближе Лондона – над снежными пустынями Арктики начал формироваться гигантский плазмоид. – Папа, – сказала Маруся, – папа, это правда ты? Ты пришел за мной? Она говорила очень тихо, но Гумилев услышал. Он смотрел на вытянувшуюся, повзрослевшую дочь, на ее похудевшее лицо, огромные, удивленно распахнутые глаза, и его сердце разрывалось от нежности. Это была Маруся, его единственная, любимая девочка, которую он не видел два года, за которой он вернулся в логово страшного врага, за которую он был готов убивать и умирать. – На всякий случай напоминаю, – сказала Катарина, – если ты, Андрей, попробуешь открыть рот, я выстрелю. Я знаю, что Орел у тебя. Можешь отдать его мне добровольно. Если согласен, кивни. Андрей кивком показал на Марусю. Стоявший за его спиной Свиридов сказал: – В обмен на девочку. Только так. – Хорошо, – неожиданно легко согласилась Катарина. – Я отдаю тебе ребенка, ты отдаешь мне Орла. Совершенно добровольно, без принуждения. «Это ловушка, – подумал Гумилев. – Стоит ей получить Орла, вся эта толпа начнет на нее молиться. И тогда ей ничего не стоит снова забрать Маруську… или убить ее и меня. Только поэтому я до сих пор жив – ведь, если она убьет меня, Орел будет взят силой, а значит, потеряет свои волшебные свойства». Но выхода у него не было. Он молча подошел к лестнице, ведущей вниз, и начал спускаться по ступенькам. – Отпустите ребенка, – скомандовала Катарина, когда Гумилев спустился с галереи. – Андрей, отдай мне Орла. Гумилев протянул руку с фигуркой. Катарина потянулась к ней, не сводя с Андрея ствола своей электромагнитной пушки, и в этот момент сзади в нее врезалась Маруся. Шестилетний ребенок вряд ли может сбить с ног тренированную спортсменку вроде Катарины. Но удар был достаточно силен, чтобы Катарина пошатнулась и опустила свое оружие – всего лишь на мгновение. И в это мгновение Гумилев прыгнул на нее, свалил на пол и навалился сверху. И тут же с галереи ударили выстрелы – это Свиридов и Иванов двумя короткими очередями срезали сопровождавших Катарину унтер-офицеров. – Сволочь, – шипела Катарина в ухо Гумилеву, – проклятая русская свинья… я убью тебя, тварь… ненавижу… ненавижу… Он был гораздо тяжелее ее, но опыт занятий дзюдо давал себя знать. Андрей с тревогой понял, что ему не совладать с этой девчонкой, гибкой и сильной, как анаконда. И вдруг Катарина завопила так, что у него едва не лопнули барабанные перепонки. – Отстань от папы! – крикнула Маруся, вцепившись Катарине в волосы. – Отстань сейчас же, дура, а то я тебе так всыплю! – А я добавлю, – произнес хорошо знакомый Андрею голос. – Вставай, ты, нацистка недоделанная… И в шею Катарине уткнулся ствол ее же электромагнитной пушки. – Марго, – ошарашенно пробормотал Гумилев, поднимаясь на ноги. – Как ты… здесь… оказалась? Андрей смотрел на тонкое, словно высушенное тело в сером платье, измученное лицо с ввалившимися щеками, спутанные грязные волосы, короткие, словно их недавно отстригли, и не мог поверить в то, что перед ним – его любимая женщина. Женщина, которая заменила Марусе мать. – Это я ее выпустил, – высунулся откуда-то из-за его плеча старичок с длинными седыми волосами, – я выпустил ее и других заложников, господин русский! Запомните старого Ганса Хоссбаха, прошу вас! Но Андрей не слушал его. |
