— Охота на гранд-адмирала Слоун — это компетенция Новой Республики, а не какой-то алдераанской принцессы и ее друзей… — Повисшее напряжение напоминает натянутый трос, но Канцлер внезапно дает слабину. — Извини, Лея, — глубоко вздохнув, говорит она. — Ты была права тогда и права сейчас. Освобождение вуки было правильным делом. И если Империя действительно на той планете…

— Именно этого мы и ждали, — заявляет Лея более примирительным тоном. — Возможно, это и есть конец войны. Я знаю, что ты не поддерживаешь военных действий как таковых, но именно в результате военных действий были разрушены две их боевые станции. Именно наши войска освободили Акиву и захватили Куат. К этому нужно относиться всерьез. Если это правда, мы должны атаковать.

— Погодите, — удивляется Теммин. — Атаковать?

Перед его глазами вновь проносятся картины космоса над Джакку: вездесущие СИД-истребители, его собственное холодеющее нутро, вскипающая кровь, улетающая прочь в спасательной капсуле мать. Если на Джакку придет война, она окажется в еще большей опасности. Война — вот что имел в виду Синджир, когда говорил, что нужно послать «все их корабли и все их драгоценные войска». Нет, только не это.

Но никто не обращает внимания на его вопрос, даже не пытаясь хоть немного развеять его опасения.

— Да, — кивает Лее Канцлер. — Но не стоит торопиться. Пока мы даже не знаем, что там происходит. Почему именно эта планета? Какой отпор нас там ждет? Мы хотим, чтобы этот бой стал последним для Империи, а не для нас.

— Мы сделаем все, что потребуется. Только скажи, — заверяет Лея.

— Да, — кивает Синджир. — Мы готовы.

Канцлер выпрямляется. От ее слабости не остается и следа, лицо вновь превращается в холодную невозмутимую маску.

— Хорошо. Будьте наготове. Нужно все обсудить в Сенате — я не могу санкционировать столь важную операцию без их одобрения, но, подозреваю, после Дня освобождения им наверняка захочется в последний раз попробовать имперской крови. Пока же мне нужна информация. Я не могу предъявить им одни догадки, в этом случае они меня просто похоронят. Главная задача — собрать факты. А до поры до времени держите рты на замке. Все, что мы тут обсуждали, не должно покинуть пределы этой комнаты. Всем ясно?

Все, кроме Теммина, кивают.

Он весь дрожит, на глаза наворачиваются слезы. Ему хочется кричать, плакать и размахивать руками. Ему хочется ответить Мон Мотме: «Там моя мама, и это все факты, которые вам нужны». Ему хочется пригрозить ей: «Если вы сейчас же не полетите и не спасете мою маму, я пойду и всем все расскажу. Я буду кричать так, что меня услышат даже во Внешнем Кольце». Но под взглядом Канцлера он чувствует себя словно в перекрестии прицела.

Парень с неохотой кивает.

Прежде чем уйти, Мон Мотма разворачивается кругом с идеальной точностью старого боевого дроида — но только не Костика, который скорее совершил бы пируэт и вышиб дверь ногой.

— Теммин, мы вернем Hoppy. Обещаю, — говорит Лея.

С этими словами она тоже уходит.

Синджир и Теммин снова остаются одни.

— Она не сможет исполнить свое обещание, — тихо говорит парнишка.

— Верно. Хотя, подозреваю, она все равно в это верит.

— Мы не можем на нее рассчитывать.

— Никогда не рассчитывай на расторопность политической машины.

— Значит, придется действовать самим?

Синджир хлопает друга по плечу:

— Будем действовать сами.