|
Пока не могу. Потом, это не все, мало я в жизни нарушала обещаний! Почему вот это осталось, как уродливая ваза, которую вам подарили, и вы не дождетесь, чтобы служанка ее разбила, а она бьет все подряд, только ваза цела? Я не могла ответить, и он спросил снова. Я сказала: — Не знаю, может, и верю. Только верить не хочу. — Расскажите мне все,сказал он, и забыл про руки, и повернулся той щекой, забыл о себе, чтобы мне помочь, так что я заговорила — и про ту ночь, и про бомбу, и про дурацкий обет. — Вы действительно верите, что?..начал он. — Да,ответила я. — Подумайте, сейчас молятся тысячи и ничего не получают. — Тысячи умирали, когда Лазарь... — Мы же не верим этой басне? — сказал он, словно мы сообщники. — Нет, конечно, но очень многие верят. Им кажется разумным... — Они не ждут разумности, если их что-то тронуло. Ведь влюбленные неразумны. — Вы и любовь можете объяснить? — спросила я. — Как же! — сказал он.У одних это — вроде жадности, хотят чем-то владеть. Другие хотят подчиниться, снять с себя ответственность. Третьи жаждут восхищения. Многим нужно выговориться перед кем-то, кто не заскучает. Многим недостает матери или отца. Ну и, конечно, биологические мотивы. «Все так,думала я,но неужели ничего больше нет?» Я копнула себя, Мориса, но лопата не ударилась о камень. И я спросила: — А любовь к Богу? — То же самое. Человек создал Бога по своему подобию, так что естественно его любить. Вы видели кривые зеркала? А мы создали зеркало, в котором видим себя хорошими, сильными, справедливыми, мудрыми. Так мы думаем о себе. Так легче себя узнать, легче себя любить. Когда он говорил про зеркала, я забыла свой вопрос, я думала только о том, сколько раз с самого детства смотрел он в зеркало и хотел выглядеть в нем получше. Я думала, почему он не отрастил бороду — волосы там не растут или он ненавидит обман? Наверное, он и впрямь любит правду... вот, опять «любит», а ведь яснее ясного, как объяснить эту его любовь. Хочет возместить свою беду, хочет властвовать, хочет, чтобы им восхищались, особенно потому, что его бедное лицо никого не привлечет. Мне страшно захотелось тронуть эту щеку, приласкать, утешить. Все было как тогда, когда Морис лежал мертвый. Вот бы и теперь помолиться, предложить очень большую жертву, только бы он вылечился, но мне жертвовать нечем. — Дорогая моя, — сказал он. Бог тут ни при чем, вы поверьте. Все дело в муже и любовнике. Не путайте живых людей с призраками. — Как же мне решить,спросила я,если любви тоже нет? — Решите, что ведет к счастью. — Вы верите в счастье? — Я не верю в отвлеченные понятия. «Вот его единственное счастье,поняла я.Думать, что он утешит, поможет, посоветует, что он кому-то нужен. Из-за этого он каждую неделю идет туда, к нам, говорит, его не слушают, не спрашивают, бросают карточки на газон. Часто ли кто-нибудь приходит, как я вот пришла?» И я спросила: — К вам часто приходят? — Нет,сказал он. Любовь к правде была сильнее гордости.Вы первая... за долгое время. — Мне вы очень помогли,сказала я.Все стало гораздо яснее. Больше я никак не могла его утешить. Он робко сказал: — Если у вас есть время, мы бы начали с начала и дошли до самой сути. Я имею в виду философские доводы, исторические свидетельства. Наверное, я что-то ответила вроде «нет», потому что он стал настаивать: — Это очень важно. |
