Только один раз за весь сентябрь у нас вышло что-то вроде разговора. Дело было в самом конце месяца, он просто увидел, что я в кабинете один, и зашел на пару слов. Выглядел он как всегда: свеж, подтянут, умен и остер.

— Мистер Макмэхон жалуется: лошади, мол, набирают лишний вес, — сказал он. — Ты что, окончательно решил поставить на уроках верховой езды крест?

Я покраснел.

— Мне показалось, курс окончен.

— А как насчет продолжить? Их ведь приходится гонять, выгуливать, а у него на это совсем нет времени.

— Да нет, пожалуй. Я вроде как потерял к этому делу интерес, да и Ренни — не думаю, чтобы это доставило ей большое удовольствие.

— Ты серьезно потерял интерес? А почему ты думаешь, что она… Я не смог отследить в его тоне ни намека на злую волю, но отделаться от ощущения, что меня умышленно ставят в идиотское положение, тоже не мог.

— Ты ведь прекрасно знаешь, почему, а, Джо? Как тебе только в голову такое пришло? — Мне вдруг стало обидно за Ренни. — Мне очень неловко читать тебе мораль, но я все в толк не возьму, почему ты с таким упорством давишь ее и давишь, а ведь ей и без того уже несладко, Джо.

Он пихнул очки по переносице вверх.

— Ты за Ренни не переживай.

— В смысле, поздновато я спохватился? Согласен. Вот только я никак не могу понять, зачем ты заставляешь ее приходить ко мне на квартиру, если это, конечно, не хитрый такой способ наказания.

— У меня и в мыслях нет кого бы то ни было наказывать, Джейк; и ты это знаешь. Я просто пытаюсь ее понять, только и всего.

— Ты что, не понимаешь, что она все эти дни — на одних нервах? Я вообще удивляюсь, как она до сих пор держится.

— Она сильная женщина, — улыбнулся Джо. — Тебе, наверное, даже и представить трудно, что в каком-то смысле последние несколько недель у нас с ней были самыми счастливыми за долгий, долгий срок.

— И как вам это удается?

— Ну, во-первых, едва все завертелось, я тут же отложил диссертацию, и мы стали гораздо больше времени проводить вместе. Мы говорим с ней о нас много больше, чем вообще когда-либо говорили, по необходимости — ну, и все такое. У меня просто дух захватило.

— По ней не сказать, чтобы она лопалась от счастья.

— Я о другом счастье, должно быть, не о том, которое ты имеешь в виду. Естественно, о беззаботности и речи быть не может; но разве беззаботность и счастье — одно и то же? Дело в том, что мы очень плотно и безо всякой предвзятости с ней общаемся и пытаемся забраться друг в друга настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Здесь у нас все просто замечательно. И гуляем мы теперь подолгу и часто, потому что не собираемся гробить свое здоровье из-за всей этой неразберихи.