— Вот и славно, — сказал доктор Уэллек. И помолчал немного. — Надеюсь, вы понимаете, мистер Демпси, я ничего не могу обещать. Вайкомико и хренова туча других таких же городишек горой стоят за матушку-природу. В основном, конечно, виноваты здешние врачи, все это старичье: тут, наверное, лет сто уже не делали абортов, по крайней мере легальных. Если забыть на время о профессиональной этике, они, между нами, просто шайка старых пердунов. И если вся эта свора плюс кое-какие местные религиозные сообщества пронюхают что-нибудь насчет такого вот дельца, они же с того бедолаги, который, в смысле, сделает аборт, с живого шкуру сдерут. Мы не всегда имеем возможность быть настолько либеральными, насколько некоторым из нас того хочется.

— Я прекрасно вас понимаю, доктор, но речь действительно идет о жизни и смерти.

— Ну что ж. Посмотрим, что я смогу для вас сделать.

Манера, в которой говорил со мной доктор Уэллек, давала некоторые основания надеяться, что его не сложно будет обвести вокруг пальца. Во-первых, он чересчур разговорчив: трое из моих собеседников вообще отказались что бы то ни было обсуждать по телефону, а прочие — по части болтливости — и рядом с доктором Уэллеком не стояли. Дальше: из того, как сложился наш разговор, я заключил, что в конкурентной борьбе с более старшими местными врачами ему приходится нелегко, может быть просто потому, что он в городе недавно. А с профессионалом, который в телефонном разговоре с совершеннейшим незнакомцем начинает вдруг проезжаться на счет своих коллег, возможны, я так понимаю, самые неожиданные сделки.

Но вот Филадельфия! Одно дело фальшивое письмо — в письме я могу быть кем угодно, — однако даже сыграть по телефону роль Генри Демпси мне оказалось едва-едва по силам: что уж говорить о Гарри Л. Зигристе? Но и времени тоже не было: на часах уже десять, а Филадельфия в двух с половиной часах езды от Вайкомико. К счастью, день был субботний — занятий нет, а библиотека в колледже открыта. Я тут же заехал в библиотеку, взял первый попавшийся под руку учебник по патопсихологии и помчался в Филадельфию. Не успел я проехать и десяти миль, как мне пришло в голову: если придется отправлять аффидевит из Филадельфии, его непременно нужно будет отпечатать на машинке, а найти в чужом городе пишущую машинку дело почти невозможное. Я развернулся и, не обращая внимания на дорожные знаки, рванул назад, к себе на квартиру. Добрался я туда уже после одиннадцати.

Всем, кого это может касаться, писал я, отчаянно лепя на ходу фразы: Сьюзен Бейтс Демпси, двадцати восьми лет, жена Генри Дж. Демпси из города Вайкомико, Мэриленд, являлась моей пациенткой с 3 августа 1951 года по 17 июня 1953 года включительно; вскоре после означенного числа мистер и миссис Демпси выехали из Филадельфии на постоянное местожительство в Вайкомико. Миссис Демпси стала моей пациенткой по настоянию ее мужа и ее лечащего врача, доктора Эдварда Р. Раиса, Филадельфия, после часто повторявшихся приступов тяжкой депрессии. Будучи в подавленном состоянии, дважды угрожала покончить жизнь самоубийством, а один раз даже порезала себе кухонным ножом запястья. Обследование выявило в случае миссис Демпси явные тенденции к маниакально-депрессивному психозу, тем более опасные, что в течение периода обострения объектом враждебного отношения со стороны пациентки неоднократно становились двое ее малолетних детей, хотя в обычное время она и выказывает себя как вполне компетентная и даже образцовая мать. Миссис Демпси страдает навязчивой идеей, выражающейся в страхе потерять привязанность супруга: во время депрессивной стадии уверена, что рождение двух сыновей нанесло непоправимый ущерб ее женской привлекательности, что проявляется в негативном отношении к детям. Тем не менее, поскольку речь идет именно о враждебном отношении, а не об открытой агрессии и поскольку периоды депрессии чередуются с периодами интенсивной и даже радостной жизнедеятельности, в диагнозе я склоняюсь скорее к неявной форме маниакально-депрессивного психоза, нежели к паранойе.