Это не к добру, думает Ходжес — но, может, не все так уж и плохо. Боже, пожалуйста, только пусть не очень плохо. Можно же еще десяток лет попросить, ну можно же, правда? А если ты не можешь, ну хотя бы пять?

Уэнделл Стамос — мужчина за пятьдесят, он быстро лысеет и имеет широкоплечую подтянутую фигуру бывшего спортсмена, который сохраняет форму и после выхода на пенсию. Он серьезно смотрит на Ходжеса и приглашает его присесть. Ходжес так и делает.

— Насколько плохо?

— Плохо, — говорит доктор Стамос и торопится добавить: — Но не безнадежно.

— Не ходите вокруг да около, просто скажите.

— Это рак поджелудочной железы, и, боюсь, мы поймали его… ну… довольно поздно. Процесс перекинулся и на печень.

Ходжес ловит себя на сильном и отчаянном желании рассмеяться. Нет, не просто рассмеяться, а на хрен запрокинуть голову и издать такой безумный йодль, как тот дед Хайди. Наверное, дело в словах Стамоса «плохо, но не безнадежно». От этого Ходжесу вспоминается старый анекдот. Врач говорит пациенту: «У меня для вас есть хорошая новость и плохая, с какой начинать?» — «Давайте с плохой», — говорит пациент. «Ну… — говорит врач. — У вас неоперабельная опухоль мозга». Пациент плачет и спрашивает, какая же после этого может быть хорошая новость. Врач наклоняется к нему ближе, заговорщицки улыбается и говорит: «Я трахаю свою секретаршу — и она великолепна!»

— Я бы хотел, чтобы вы немедленно пошли к гастроэнтерологу. То есть прямо сегодня. Лучший в этой части страны — Генри Йип из Кайнера. Он направит вас к хорошему онкологу. Наверное, этот товарищ сразу посоветует вам начать химию и облучение. Это может быть для пациента нелегко, изнурительно, но по сравнению с тем, как это было даже лет пять назад…

— Подождите, — говорит Ходжес. Желание смеяться, к счастью, прошло.

Стамос замолкает и смотрит на него в ясных лучах январского солнца. Ходжес задумывается. «Если не произойдет чуда, то это вообще последний январь в моей жизни. Надо же…»

— Каковы мои шансы? Не подслащайте пилюлю. У меня сейчас есть очень неотложное дело, возможно, чрезвычайной важности, — я должен знать.

Стамос вздыхает:

— Боюсь, мизерные. Рак поджелудочной — он, черт, такой коварный…

— Сколько у меня времени?

— С лечением? Может, год. Может, два. А про ремиссию даже мо…

— Должен над этим подумать, — говорит Ходжес.

— Я не раз слышал подобное, когда имел неприятную обязанность оглашать пациентам подобные диагнозы, и всегда говорю им то же самое, что и вам сейчас, Билл. Если вы стоите на крыше дома, который горит, а тут прилетает вертолет и спускает вам лестницу — разве вам надо подумать, прежде чем туда лезть?

Ходжес думает над этим, и желание смеяться возвращается. Сдерживает смех, но не улыбку. Улыбается широко и приятно:

— Может, и надо — а вдруг у него в баке осталось только два галлона топлива!

Когда Рут Скапелли было двадцать три года, и она еще даже не начинала наращивать вокруг себя тот панцирь, который есть вокруг нее сейчас, у нее случился короткий и неуклюжий роман с не совсем честным мужчиной — хозяином кегельбана. Рут забеременела и родила дочь, которую назвала Синтия. Это происходило в Дейвенпорте, штат Айова, где она получала диплом медсестры в университете Каплан.