— И мне тоже. Она руководила медсестрами, как капитан Блай на «Баунти», но мне страшно подумать, что кто-то… кто-то вот так… вот такое сделал. Слышишь новость — и первая реакция: нет, нет, не она, так не может быть. Такой шок. Вторая реакция: ну да, все, в принципе, понятно. Никогда не выходила замуж, близких друзей нет — по крайней мере, мне о таких неизвестно. Только работа. Где все ее, ну, недолюбливали.

— Все одинокие люди… — говорит Ходжес и выходит на холод, направляясь к остановке. Застегивает одной рукой пуговицы и растирает бок.

— Да. Много таких. Что я могу для вас сделать, мистер Ходжес?

— У меня к вам несколько вопросов. Сможете встретиться со мной, выпить чего-нибудь?

Наступает долгая пауза. Ходжес думает, что она откажется. Но Норма говорит:

— Надеюсь, ваши вопросы не создадут проблем доктору Бэбино?

— Возможно все, Норма.

— Это было бы очень славно, но, думаю, я вам в любом случае обязана. За то, что не показали доктору, что мы знакомы еще со времени Бекки Хелмингтон. На Ревер-авеню есть такой водопой — называется прикольно: «Бар черный Бар-ан», — а большинство персонала ходит выпить ближе к больнице. Сможете найти?

— Ага.

— Я в пять заканчиваю. Встретимся там, в половине шестого. Я бы предпочла охлажденную водку с мартини.

— Буду ждать.

— Только не ожидайте, что я смогу вас провести к Хартсфилду. Это может лишить меня работы. У Бэбино всегда был тяжелый характер, а в последнее время он что-то совсем странный. Я пробовала сказать ему о Рут, а он просто пробежал мимо. Не то, что он особо озаботился, когда узнал.

— Вы его безумно любите, не так ли?

Норма смеется:

— Ну, за это с вас два напитка.

— Два — так два.

Он уже засовывает телефон в карман, когда он снова вибрирует. Видит звонок от Тани Робинсон и мысль сразу перекидывается на Джерома, который находится на стройке в Аризоне. На строительной площадке много чего может пойти не так…

Он берет трубку. Таня плачет — сначала он даже не может разобрать, что она говорит: только то, что Джим в Питтсбурге, и она не хочет сообщать ему, что произошло, пока сама не будет знать больше. Ходжес стоит на обочине, заткнув второе ухо, чтобы шум машин не мешал слышать Таню.

— Немного медленнее, Таня, пожалуйста, медленнее. Это Джером? С Джеромом что-то случилось?

— Нет, с Джеромом все в порядке. Ему я звонила. Это Барбара! Она была в Лоутауне…

— Боже, и что ей было надо в Лоутауне, еще и в будний день?

— Не знаю! Знаю лишь то, что какой-то парень толкнул ее на улице и ее сбил грузовик! Ее везут в Кайнер. Я сейчас тоже туда еду!

— Вы за рулем?

— Да, а как это связано…

— Положите трубку, Таня. И медленнее. Я сейчас в Кайнере. Встречу вас в «неотложной помощи».

Он кладет трубку и идет обратно в больницу, неуклюже, почти трусцой. И думает: «Черт, это не место, а мафия какая-то. Только мне кажется, что я отсюда вышел, как меня обратно затягивает…»

Машина «скорой», мигая, пятится к одному из отсеков «неотложной помощи». Ходжес встречает машину, вынимая полицейское удостоверение, которое до сих пор носит в бумажнике. Когда парамедики и врачи «скорой» извлекают из кузова носилки, он быстро показывает удостоверение, ловко заслоняя печать «на пенсии» большим пальцем. Строго говоря, это мошенничество: он изображает полицейского — поэтому к этому трюку прибегает нечасто, но на этот раз он вполне уместен.