– Садитесь, – Бизи внимательно посмотрел на Полынова. – Не мешает подкрепиться, а?
– Лишнее.
– У вас на виске сажа.
– Это имеет значение? – Полынов машинально потёр висок.
– По‑моему, никакого. Минуточку.
Бизи опустил плотную штору.
– Кустарное, но довольно надёжное средство защиты от лазерного подслушивания, – пояснил он. – Эти скряги из бюджетного управления до сих пор считают, что мы можем обойтись без “звукового шатра”.
– Вот даже как?
– А о чем я вчера говорил? Разговор предстоит долгий, может, все‑таки выпьете?
– Содовой, если можно.
Бизи склонился над баром. Кабинет тонул в полумраке. Обстановка в кабинете, он сам в этом кабинете, звяканье бутылок вдруг показались Полынову столь нереальными, что он вздрогнул. В ушах ещё стоял рёв огня.
Зашипел сифон. Полынов взял узкий стакан и едва не расплескал воду: точно такой же стакан был тогда, там, в доме человека, которого уже нет в живых.
– Себе я позволю глоток чего‑нибудь покрепче, – донёсся голос Бизи. – Хороший амортизатор, зря пренебрегаете. Думаете, вы один потрясены? Ошибаетесь. Смерть Лесса и для меня удар. Вам известно, что сейчас, здесь должен был сидеть он?
– Все‑таки он работал на вас? – вырвалось у Полынова.
– В том‑то и беда, что нет. Я оказался кретином! Не стыжусь в этом сознаться. Вам не терпится узнать, отчего погиб Лесс? Или лучше по порядку?
– Лучше по порядку.
– Правильно, – Бизи кивнул. – Напомню. С недавних пор у нас возникли и стали развиваться некие настроения…
Голос Бизи шёл, как из тумана. Хотелось откинуться в кресле, закрыть глаза, побыть наедине с собой. Но этого нельзя было делать. Тем более нельзя было допустить, чтобы в мысли врывался ревущий треск пожара, то чёрное тело, которое проплыло тогда на руках и скрылось в кузове санитарной машины.
– Вообще говоря, всякие необычные настроения и причуды не такая уж редкость, – размеренно продолжал Бизи. – Уже лет сорок, к примеру, существует общество любителей дымного пороха. Порой эти чудаки арендуют музейную пушку и с разрешения полиции тешат себя выстрелами где‑нибудь за городом. Личное дело, никого не касается. Год назад явился очередной пророк “конца света” и на его проповеди стекались тысячи идиотов. Все это нормально. Поэтому мы сначала не беспокоились, тем более что недоверие, даже враждебность к науке отнюдь не новость. Обычный комплекс неполноценности, я так считаю. Когда настроения усилились, паши теоретики объяснили и это. Вас интересует – как?
– Только, пожалуйста, покороче.
– Могу в двух словах. Религия изжила себя, но массовое мышление осталось религиозным. Вакуум заполнила наука. Она стала объектом веры, поклонения, от неё ждали благ, чудес, спасения. Однако устои веры уже подмыты самой наукой, и людям не хватает былого долготерпения. Наука явила не те чудеса, которых ждали, она не упростила, а усложнила жизнь. Тогда слепое обожание сменилось столь же слепой ненавистью.
– Дальше?
– Насторожила нас интенсивность вспышки. То, что антинаучные настроения быстро охватили все слои общества. Даже самих учёных, не странно ли?
Полынов покачал головой.
– Обычная путаница понятий, – сказал он. – Если человек работает в лаборатории, значит, он учёный, а раз учёный, то, стало быть, мыслитель. На деле не так! Для многих так называемых “научных работников” вне профессии характерно обыденное, порой дремучее мышление. Продолжайте.
– Слова, сборища, надписи нас мало беспокоили. |